Его слова вызывают во мне целую бурю негодования. Поднимаю голову с подушки и уже открываю рот, чтобы сказать, куда он может засунуть свою сомнительную похвалу.
Не успеваю.
Плечи сковывают тиски сильных пальцев. Резкий рывок отрывает от постели и впечатывает в горячее мужское тело.
Люциан обхватывает меня одной рукой под грудью и прижимает к себе, сковывая движения.
— А теперь расслабься и будь хорошей девочкой, — шепчет он на ухо, касаясь его губами.
И то ли от его хриплого шёпота, то ли от прикосновения его губ в животе становится горячо. Я стою на коленях, заключённая в его объятия, будто скованная цепями, и понимаю, что бессильна против того, что должно случиться.
Тело начинает бить мелкая дрожь.
— Не н-нужно… п-пожалуйста… — умоляю я, заикаясь.
— Я сказал, ни звука, Леа, — предупреждает Люциан и, всё ещё удерживая одной рукой, другой надавливает на спину, заставляя наклониться. — Я не хочу делать тебе больно. Но клянусь, сделаю, если будешь сопротивляться.
Снова зарываюсь головой в подушку и изо всех сил стараюсь отстраниться, отчаянно избегая неизбежное.
И я верю, что этот человек способен на всё. Обесчестить, ударить, убить…
— Нет, прошу… — чувствую, как в меня тычется то самое… То, что вот-вот должно лишить меня невинности.
Люциан с тихим сопением копошится за моей спиной и, судя по звуку, пытается справиться с молнией на штанах. А я, пользуясь тем, что он отвлёкся и осторожно освобождаю руки. Опираюсь ладонями о постель и на четвереньках пытаюсь отползти от ненавистного жениха.
Увы, попытка проваливается почти сразу.
Люциан явно не намерен отпускать. Он снова притягивает меня к себе. И жар, что ещё недавно разливался внутри, сменяется ледяной волной.
Ткань ночной сорочки ползёт вверх, задираясь до неприличного и обнажая моё тело.
Ладонь Люциана ложится на ягодицу и, лаская кожу, двигается вдоль узкой полоски трусиков.
— О, небо… — сгорая от стыда, рвано выдыхаю и облизываю пересохшие губы. — Что ты делаешь?
— У тебя красивое бельё, Леа. Жаль портить. — Вторая ладонь жениха касается другой моей ягодицы и в точности повторяет действия первой ладони. — Впредь снимай его заранее.
Пальцы сжимаются, и раздаётся треск разрываемой ткани.
Я почти сразу замираю, зажмуриваю глаза и цежу сквозь стиснутые зубы:
— Не нужно, Люциан. Я выйду… выйду за тебя, — пускаю я в ход свой единственный, последний козырь. — Я согласна на брак и подпишу всё, что скажешь. Слышишь?!
Я уже готова навсегда распрощаться со свободой, только бы не отдать Люциану то, чего он так яростно жаждет. Только не мою девственность. Только не ему! И не так!
Чёрт с ним, с этим господином Григгсом, если ему так хочется быть моим женихом. Пусть тешит себя мечтой! Пусть готовится к свадьбе. А я тем временем придумаю, как избавиться от него раз и навсегда.
Люциан перестаёт суетливо возиться у меня за спиной. И между ног трётся что-то тёплое и скользкое. Раздвигая складочки, оно пытается проникнуть в меня.
— Выйдешь, я знаю, — хрипит он надорвано. — Ты не оставила выбора мне. Теперь нет его и у тебя.
— Не-ет, о небо, помоги! — Я сжимаюсь в комок от ощущения чего-то неприятного и липкого. Чего-то чужого.
И оно пытается завладеть мной.
Кровь стучит в висках. А в голове крутится лишь одна мысль: «Не позволить. Не пустить».
Не дать ему проникнуть в меня…
Ладонь со звонким шлепком обжигает голую ягодицу, заставляя зашипеть от обиды.
— Ай! Ты сво…
И в то же мгновение, затапливая сознание болью, разрывающей на части, в меня вонзается Люциан.
— О-о, да-а! — рычит он, заполняя меня собой. Замирает на миг, прижимаясь бёдрами к моим бёдрам. — Видишь, это не так страшно, как кажется сначала!
Всхлипываю, не в силах произнести ничего связного. Но Люциан, похоже, и не нуждается в моих словах.
Он отстраняется, медленно выскальзывая из меня. И я радуюсь, что всё закончилось так быстро.
Оказывается, радуюсь слишком рано. Всё только начинается.
Люциан делает резкий выпад вперёд и с тихим ругательством врывается в меня с новой силой.
В глазах темнеет от боли.
— Мне больно, — кричу ему и, вновь оживая, пытаюсь лягнуть и вырваться. За что немедленно получаю ещё один шлепок по заднице и рычу: — Гад! Ненавижу!
Застываю неподвижно и чувствую, как начинает щипать глаза от подступающих слёз.
— Стой так и не дёргайся, — командует Люциан жёстко, с силой впивается пальцами в мои ягодицы и вновь врывается в меня, хрипя. — Не смей вертеться, или я придушу тебя!