«Мистер Харт, я не в состоянии диктовать, во что родители детей одевают их».
«Нет, но вы счастливы диктовать мне, что мой сын должен вынести в школьный день».
'Но-'
«Я еще не закончил», — перебил я ее своими резкими словами и видом пальца, заставляющего замолчать. «Все задумываются над этим. Одинаковые носки. Это так просто.' Я обнимаю Гарри за плечо и ухожу. «И мы оставим эту линию разговора на этом месте».
«Я согласен», — добавляет Гарри, обвив своей маленькой ручкой мои бедра и прижимаясь ко мне. «Спасибо, папа».
«Никогда не благодари меня, милый мальчик», — тихо говорю я, гадая, не становится ли теперь маленькая вещь Гарри моей одержимостью. Я часто проверяю щиколотки людей от имени моего сына, даже когда его нет со мной. Миру нужно избавиться от лишних носков.
«Где мой мальчик?» Счастливый голос Жозефины ползет по коридору, когда я впускаю нас, и я сразу бросаю взгляд на Гарри, видя, как он снимает свои конверсы и аккуратно кладет их у вешалки.
«Я здесь, Великая Нэн!» — отвечает он, кладя рюкзак рядом с ботинками.
Появляется Жозефина, вытирая руки кухонным полотенцем, и приятно видеть ее прекрасное лицо. «Добрый вечер, Жозефина», — приветствую я, снимая пиджак и вешая его на крючок, аккуратно приглаживая, прежде чем снова обратить внимание на замечательную бабушку Оливии. Она хватает меня за щеки и набрасывается на меня губами, пока Гарри ждет своей очереди рядом.
«Сколько сегодня?» она спрашивает.
'5.'
'5.' Она задыхается, и я киваю в подтверждение, заставляя ее пробормотать что-то о том, что это позор. Она права. «Мне действительно нравится, когда ты здесь». Она заканчивает, оставив меня с влажным лицом, и переводит свои старые синие глаза на Гарри. Он всегда улыбается своей бабушке. 'А как мой великолепный мальчик?'
«Прекрасно и денди, спасибо». Он входит в ее объятия и яростно обнимает. «Ты выглядишь сегодня исключительно красиво, Нэн».
«О, лодка мечты». Она смеется, взяв Гарри за щеки и сжимая. «Ты красивый, красивый мальчик».
Гарри продолжает улыбаться, когда Жозефина берет его за руку и начинает вести на кухню. «Я испекла твой любимый торт», — говорит она ему.
— Ананас в перевернутом виде? Гарри вне себя, и это совершенно очевидно в его обнадеживающем тоне.
«Да, дорогой, но это тоже любимая вещь дяди Джорджа, так что тебе придется поделиться».
Я следую за ней, внутренне улыбаясь, как сумасшедший, когда она показывает Гарри на стул. «Привет, Джордж», — говорит Гарри, погружая палец в край торта. Я не единственный, кто морщится. Джордж выглядит в ужасе.
Старик кладет газету и смотрит на Жозефину, которая отмахивается. Она позволит ему избежать наказания за убийство. Поэтому я вступаю. «Гарри, это грубо», — ругаю я, но мне трудно, когда его язык ласкает его милые мизинцы.
«Извини, папа». Он от стыда опускает голову.
«Я смотрел на этот торт двадцать минут». Джордж берет сервировочный нож и начинает раскладывать по кусочку каждому из них. «Нэн Жозефина тоже отчитает меня, если я попробую».
«Но это так вкусно! Хочешь, папа? — спрашивает меня Гарри, принимая тарелку, скользящую по столу. Затем он кладет салфетку себе на колени, и его великолепные голубые глаза находят мои. Он улыбается.
Я сажусь рядом с ним, осторожно взъерошивая его волосы. 'С удовольствием попробую.'
«Папа, пожалуйста, Джордж».
«У тебя есть это, маленький человек».
Я смотрю, как Джордж подает мне кусок знаменитого перевернутого ананаса Жозефины, берет мою тарелку и ставит ее передо мной. Я немного подправляю его положение, несмотря на свое намерение не делать этого. Это привычка. Я ничего не могу поделать. Глядя на моего милого мальчика, я обнаруживаю, что он ярко улыбается мне, когда я тоже кладу салфетку себе на колени.
Он идеален.
Мой мальчик продвинулся во всех аспектах своей юной жизни. Он умен, и у него нет никаких признаков ОКР, кроме его принуждения к носке, но всем позволено. У Гарри такие носки. Я не мог только гордиться им. Я так чертовски горжусь им. Я подмигиваю ему и радуюсь, когда он хихикает и пытается подмигнуть, моргая обоими глазами вместо одного. Хорошо, может быть, не во всем продвинутый.
«Итак, мой красивый молодой человек». Жозефина садится рядом с Гарри и подталкивает к нему его ложку, чтобы подоткнуть ее, но она сразу же хлопает себя по запястью, когда он хмурится, и кладет ее на законное место.
«Нэн Джози!» он цокает «Папе там не нравится!»
'Мне жаль!' Жозефина смотрит на меня виноватым взглядом, и я пожимаю плечами, думая, что она уже должна знать лучше. «У меня все было так хорошо».
«Все в порядке, приятель». Я успокаиваю Гарри, пытаясь успокоить его. «Папа хорошо разбирается».
'Уверен?'
'На сто процентов.' Я сбиваю вилку положение, заставив его хихикать. Приятный звук в некоторой степени сдерживает мою потребность вернуть его обратно. Но я этого не делаю. Он не должен видеть, как я когда-то был искалечен одержимостью. Но мне становится лучше. И Гарри очень помогает. У меня наверное самый грязный ребенок на Земле Бог явно пытается найти баланс.
Джордж хихикает, кладет руки себе на колени, прежде чем выпрямить лицо и серьезно взглянуть на Жозефину. «Нэн Джози», — ругает он, качая головой. «Где твоя память?»
«В заднице», — бормочет она себе под нос, немедленно извиняясь, когда мы с Гарри кашляем. «Простите, мальчики». Она встает из-за стола и подходит к Джорджу. Друг Жозефины выглядит настороженным, и он должен. «Посмотри на это, Гарри!» — восторженно кричит она, указывая на точку в другом конце комнаты. Я смотрю, как лицо Гарри растягивается в радостной улыбке, когда он смотрит туда, где указано, а затем я тоже улыбаюсь, когда энергичная бабушка Оливии накидывает старому Джорджу по голове.
"Ой!" Он начинает тереть больное место, надуваясь. — Немного ненужно, правда?
Я держу рот на замке. Я не дурак, в отличие от Джорджа.
— Ты закончила отчитывать Джорджа, Нэн Джози? — спрашивает Гарри. Его милый вопрос заставляет всех в комнате улыбаться, даже Джордж. «Потому что я довольно голоден».
«Я закончила, Гарри». Она нежно поглаживает Джорджа по плечу, как способ подружиться, и садится на свое место.
«Это облегчение», — выдыхает Джордж, его рука теперь дергается над ложкой. "Можем ли мы начать сейчас?"
«Нет!» Гарри бросает свою маленькую головку обратно на стол. «Каждому нужно закрыть глаза, чтобы мы могли сказать милость». Мы все немедленно выполняем его приказ, и он начинает. «Спасибо, Боже, за торт Нэны Жозефины. Спасибо за то, что подарили мне лучшую маму и папу во всем мире, и спасибо за нэн Грейси, Паппи Уильяма, Нэн Джози, дядю Грегори, дядю Бена и старого Джорджа. Аминь.' Я улыбаюсь и открываю глаза, но сразу же закрываю их, когда он кричит: «Подожди!» Я внутренне хмурюсь, гадая, кому еще он благодарен, но ничего не придумываю. Так что я жду, пока он продолжит. «И, пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы мамы и папы всех детей в стране носили одинаковые носки».
Я улыбаюсь и снова начинаю открывать глаза.
«Аминь», — все мы поем в унисон; затем все собирают свои ложки и ныряют, включая меня и Гарри, за исключением того, что мой мальчик более прожорлив, чем я.
«Нэна, могу я задать тебе вопрос?» — спрашивает он с набитым ртом.
'Конечно! Что бы вы хотели узнать?'
«Почему папа называет тебя сокровищем в двадцать четыре карата?»
Жозефина хихикает, как и мы с Джорджем на его действительно любопытный вопрос. «Потому что я особенная, — говорит она, ненадолго бросая на меня нежный взгляд, прежде чем снова обратить внимание на моего мальчика, — что делает тебя сокровищем из золота в тридцать шесть карат».
«Мама говорит, что я особенный».
«Мама права, — подтверждает Жозефина. «Ты очень, очень особенный».
«Я согласен», — вставляю я, наблюдая, как Джордж быстро продвигается к своей первой помощи. Пока он ест, разговора не будет.
За столом воцарилась тишина, и все смакуют восхитительный торт Жозефины, и я слышу ее нежную улыбку, которую она пригвоздила к моему идеальному мальчику. Его мама произвела на меня странное впечатление, но этот человечек послал мир, который она сделала свет в ослепляющую красоту. Когда он рядом, все кажется совершенно идеальным, без всякой нужды в этом. Вид. Итак, наш дом выглядит так, как будто в нем взорвалась бомба Лего, но я с этим справляюсь. Мы потеряли подгузники, бутылочки и раздражающие пищащие игрушки, а получили лего, пластиковую посуду, тупые ножи и вилки. Я буду жить. Просто.