Открыв глаза, я смотрю, тяжело дыша, через кремовый мех ковра, пытаясь собрать познавательные мысли. «Ты не причинил мне вреда», — шепчу я, горло у меня болит и чешется. Я знаю, что это будет его первый вопрос, когда он наберет обороты. Его животная природа, та, которую он скрывает от меня, вызывает привыкание. Он все еще поклоняется мне.
Мои руки вытягиваются над головой в удовлетворенном вздохе, когда Миллер выходит из меня. Мое плечо кусают и целуют, за ним другое; затем он продвигается вниз по моему позвоночнику, облизывая и покусывая. Я закрываю глаза, в то время как он продолжает ленивый след своих губ по моей спине и вниз к моей заднице. Его зубы вонзаются, тоже довольно сильно, но я измотана, не в силах крикнуть или пошевелиться, чтобы остановить его. Как только он насытится, я чувствую, как он ползет по моему телу и опускается надо мной, его ладони скользят вверх по моим рукам, пока его руки не находят мои. Он сплетает наши пальцы вместе, прижимается лицом к моей шее и выдыхает, чтобы соответствовать моему удовлетворению. «Закрой глаза», — бормочет он.
Затем, из ниоткуда, музыка наполняет тишину. Мягкая музыка с глубокими содержательными текстами. «Я узнаю это», — шепчу я, слыша, как Миллер напевает в моей голове успокаивающую мелодию.
Это не в моих мыслях.
Мои глаза открываются, и я извиваюсь, пока он не поднимается, и я могу повернуться, чтобы увидеть его. Он перестает напевать и улыбается мне, мигая глазами и все такое, позволяя музыке взять верх.
«Эта песня», — начинаю я.
«Время от времени я могу напевать ее тебе», — почти робко шепчет он. «Габриэль Аплин».
«Сила любви», — заканчиваю я за него, когда его тело приближается к моему и прижимает меня к спине, его вес выравнивается равномерно.
«Хммм», — бормочет он.
Я все еще жужжу, все еще дрожу, все еще пульсирую.
Этой вечности никогда не хватит.
Глава 4
Мои сны блаженны. Они повторяют последнюю часть вчерашнего дня. Мои сонные веки открываются, мой бодрствующий разум замечает, что он рядом со мной. Очень близко. Я свернулась в его бок, полностью заперта в его объятиях.
Осторожно и тихо я поднимаю левую руку и ищу свое кольцо, вздыхая и наслаждаясь настойчивостью своего разума напоминать мне каждое сказанное слово и разыгрываемое действие.
Блаженные сны случаются не только во сне.
Воспользовавшись возможностью глубокого сна Миллера, я провожу некоторое время, отслеживая плоскости его груди. Он мертв для мира… по крайней мере, большинства из них. Я с восхищением наблюдаю, как его член начинает утолщаться, когда мое прикосновение опускается к острой V, идущей от его нижней части живота, пока он не станет твердым и пульсирующим, требуя некоторого внимания.
Я хочу, чтобы он просыпался со стоном от удовольствия, поэтому я осторожно начинаю спускаться по его телу и прижиматься к его бедрам. Они открываются для меня без необходимости раздвигать их, и я приближаюсь к его утренней эрекции, облизывая губы и мысленно готовясь отправить его в безумие. Протянув руку вперед, я перевела взгляд на его лицо, осторожно взявшись за основание, наблюдая за любыми признаками жизни, но ничего не находя, только приоткрытые губы и неподвижные веки. Я возвращаю свое внимание к твердой длине мускулов в моей хватке и следую своему инстинкту, мой язык медленно вращает кончик, собирая капельку спермы, которая уже нарастает. Жар его плоти, гладкость его тугой кожи, твердость под ней — все это вызывает такое сильное привыкание, что вскоре я обнаруживаю, что поднимаюсь на колени и скольжу губами по всей длине его тела, стон от снисходительности, когда я возвращаюсь наверх. Мое внимание сосредоточено исключительно на дотошных облизываниях и поцелуях. Я провожу целую вечность, впитывая его прекрасное чувство во рту. Не знаю, в какой момент он начинает стонать, но внезапно его руки в моих волосах предупреждают меня об этом, и я улыбаюсь, глядя на медленные движения рта, когда он снова и снова обволакивает его. Его бедра начинают медленно подниматься, встречая каждое мое движение, а его руки идеально направляют мою голову.
Его сонное бормотание неразборчиво, голос прерывистый и слабый. Моя рука начинает гладить вверх и вниз, отражая мой рот, удваивая его удовольствие. Его ноги двигаются, голова медленно покачивается из стороны в сторону. Каждый мускул, касающийся меня, стал жестким, и его припухлость у меня во рту говорит мне, что он близко, поэтому я увеличиваю темп, моя голова покачивается, ощущение, как он ударяет меня по задней стенке горла, давя на мое собственное удовольствие.
«Стой», — выдыхает он, продолжая прижимать мою голову к себе. 'Пожалуйста остановись.'
Он придет в любой момент, и это знание меня только воодушевляет.
«Нет!» Его колено взлетает вверх, ударяя мня по челюсти, заставляя меня плакать от вспышки боли, которую оно вызывает. Его возбуждение вырывается из моего рта, когда я вскакиваю, хватая свое лицо, оказывая давление, чтобы ослабить мгновенную пульсацию. 'Отстань от меня!' Он прямо, карабкается назад, пока его спина не упирается в диван, одно колено поднимается вверх, а другая его нога вытянута вперед. Его голубые глаза широко раскрыты и полны страха, его тело вспотело, а грудь вздымается от явного страдания.
Мое тело инстинктивно уходит, шок и настороженность не позволяют мне успокоить его. Я даже не могу понять. Я просто смотрю, как его глаза бегают по сторонам, его ладонь лежит на груди в попытке облегчить сердцебиение. Боль, пронизывающая мою челюсть, невероятна, но мои сухие глаза не производят слез. Я нахожусь на эмоциональном отключении. Он похож на напуганное животное, загнанное в угол и беспомощное, и когда его глаза опускаются на пах, мои глаза тоже.
Он все еще тверд как скала. Его член начинает дергаться, и он стонет, его голова откидывается на плечи.
Потом он приходит.
И он уныло хнычет.
Белая жидкость хлещет по его животу, по бедрам, словно вечно стекает с кончика. «Нет», — бормочет он про себя, взъерошивая волосы и сжимая глаза. «Нет!» — ревет он, хлопая руками по полу, заставляя меня отшатнуться от шока.
Я не знаю что делать я все еще сижу вдали от него, моя рука все еще сжимает мою челюсть, и теперь мой разум бежит. В моей голове всплывают воспоминания. Однажды он позволил мне взять его в рот. Это было недолго, и он не пришел. Он стонал от удовольствия, помогал мне, руководил, но быстро удалился. В другой раз, когда я рисковал войти в эту область своим ртом, меня перехватывали. Однажды он разрешил мне работать с ним рукой в своем офисе, и я помню, как он пояснил, что это должно быть только моей рукой. И еще я помню, как он говорил мне, что не трогает себя наедине.
Почему?
Он достает салфетку из коробки на ближайшем столе и начинает лихорадочно вытирать себя.
— Миллер? — тихо говорю я, прерываясь на звуки его учащенного дыхания и безумных действий. Я не могу сократить расстояние, пока он не зарегистрирует, что я здесь. «Миллер, посмотри на меня».
Его руки опускаются, но его взгляд скользит по моему телу, кроме лица.
«Миллер, пожалуйста, посмотри на меня». Я осторожно продвигаюсь вперед, отчаянно пытаясь утешить его, когда он так явно нуждается в этом. 'Пожалуйста.' Я жду нетерпеливо, но зная, что к этому нужно подходить осторожно. 'Я прошу тебя.'
Измученный блюза медленно мигает и, в конце концов, снова открывается, проникая в самые глубины моего сердца. Его голова начинает трясти. «Мне очень жаль», — он почти задыхается, обхватив горло ладонью, как будто он пытается дышать. «Я причинил тебе боль».
«Я в порядке», — возражаю я, хотя мне кажется, что челюсть нужно вернуть на место. Я отпускаю ее и подбираюсь ближе к нему, медленно ползу к нему на колени. «Я в порядке», — повторяю я, уткнувшись лицом в его влажную шею, и чувствую облегчение, когда чувствую, что он принимает то утешение, которое я предлагаю. 'Ты в порядке?'
Он выдыхает, почти смеясь. «Я не уверен, что случилось».