- Мальчишка! - орал Сярг. - Сопляк! Он окончательно вышел из себя. Валгепеа оттащил Койта в сторону!
- Помоги снять рюкзак.
Он ухватил Койта за рукав и не отпускал его; а тому было вовсе не до рюкзака, в ушах гудело и шумело - пиликали скрипки и громыхали барабаны. Койт пытался высвободить руку, чувствовал только одно, что должен что-то сделать, смазать Сярга по физиономии сейчас, не медля, не теряя ни секунды. Никогда раньше ничего подобного он не испытал. Но Валгепеа не отпускал его.
Маркус придвинулся к Юлиусу Сяргу. Он был чуточку ниже, но такой же плечистый, что особенно бросалось в глаза, когда они стояли друг против друга.
- Чего орешь? - процедил сквозь зубы. И у него в ушах загудело.
- Прочь!
Голос Сярга напряжен до предела. Теперь его обступили Яннус и боцман. Сярг почувствовал, что его берут в тиски
- Что вам от меня надо?
- Ничего. Приди в себя. Это сказал Яннус.
Маркус в свою очередь отрезал:
- Катись куда хочешь. Один'
А снег все падал и падал. Размеренно, густо. Без снега, без снегопада, наверно, была бы кромешная тьма.
Койт держал рюкзак Хельмута Валгепеа, а тот копался в нем. Койт не задумывался над тем, почему Валгепеа именно сейчас полез в свой вещмешок. Но рюкзак он держал, и держал так, как велел Хельчут. Аккуратно и крепко, чтобы не свалился в снег. При этом он смотрел через плечо в сторону спутников. В ушах по-прежнему гудело и шумело, но жажда действий поугасла, он уже не пытался возражать Хельмуту: может, еще не отдавал себе в этом отчета, но уже слушался Хельмута.
Валгепеа что-то выудил из рюкзака, сунул в карман, затянул покрепче горловину и попросил Койта, чтобы тот помог ему снова закинуть ношу на спину. При этом уже не было надобности держать друга за руку. Койт никуда и не рвался, деловито поднял рюкзак и потом, когда приладил его на спине Хельмута, стряхнул и снег.
Валгепеа подошел к товарищам, которые по-прежнему сгрудились, вокруг Сярга. Тот тупо оглядывал их, Хельмут не видел его глаз, снег все же не развеял темноту. За слетавшими вниз хлопьями казалось, что лицо Сярга мрачно, он явно еще не остыл.
Хельмут отстранил друзей, теперь и он стоял прямо перед Юлиусом и тоже был ниже его, но такой же коренастый. Никто не обмолвился ни словом, будто все были немыми. Валгепеа выхватил из кармана пачку папирос, ту самую, что достал из рюкзака, и стал открывать ее. Ногтем большого пальца он разрезал по шву крышечку и предложил закурить.
- "Ориент"! Настоящий "Ориент"! - удивился Маркус.
- Ляфермовский "Ориент", - уточнил Валгепеа. Он сунул пачку под нос Сяргу: - Закуривай.
Сярг взял папиросы. Руки его дрожали.
- Хм, "Ориент", ну да.
Боцман полез в карман за спичками.
Снег падал на пачку, никто не обращал на это внимания.
Хельмут словно и пе замечал, что папиросы могуг намокнуть.
Даже Койт курил. После того как на его глазах затонул миноносец, он тоже сосал сигарету. Тогда, на борту ледокола, Валгепеа подсмеивался, смотрите, мол, у кота во рту свеча, сейчас он и слова не проронил.
Дагмар была последней, кому Валгепеа предложил закурить Раньше он этого не мог сделать. Дагмар только что подошла. Хорошо, что при стычке женщин не было. Когда Маркус остановил лошадь, Мария и Дагмар прошли не задерживаясь, будто были недовольны остановкой. Вскоре ночь и снегопад скрыли их из глаз. Возвращаясь, Мария с Дагмар услышали громкий голос Сярга, потом сквозь снег увидели темневшие фигуры, которые вначале вроде бы маячили каждая отдельно, а потом вдруг сбились в кучу. "Что бы это значило?" - тревожно подумала Мария. "Что там случилось!" - Дагмар вообще перепугалась. Ей померещилось, будто на дороге лицом к лицу с Маркусом стоит Бенно. Именно с Маркусом, она узнала его по ватнику. Правда, и у Валгепеа был ватник, но у того бросался в глаза горб, создаваемый рюкзаком. Почему Дагмар приняла Юлиуса Сярга за Бенно, этого она потом объяснить не могла. Причиной тому были, наверное, ночь и снегопад, а больше всего она сама, потому что все время думала о муже. Ни фигура, ни голос Юлиуса Сярга не имели ничего общего с Бенно. Разве что рост - и Бенно был только чуточку ниже Яннуса, зато осанка другая - стройнее и не сутулился, да и руки не такие длинные. И все же Сярг вдруг так напомнил Бенно, что дух захватило. В следующий миг Бенно исчез, среди мужиков стоял Сярг, которому Валгепеа что-то предлагал. Теперь Дагмар не могла бы поклясться даже в том, что Бенно стоял лицом к лицу именно с Маркусом, так как, подойдя ближе, увидела, что Маркус находился дальше всех от Сярга и разговаривал с Адамом.
Дагмар взяла папиросу, боцман Адам, у которого спички зажигались при любой погоде и любом ветре, чиркнул, и она глубоко затянулась. Дагмар все еще находилась под впечатлением мелькнувшего перед ней видения и вглядывалась попеременно то в Юлиуса Сярга, то в Маркуса, стараясь понять, что же это наваждение означало.
Лошадь фыркнула, словно подавала знак, что пора трогаться.
- Вперед! - скомандовал боцман Адам.
Дагмар уселась на дровни. Мария Тихник сказала, что, если ноги хоть немного позволят, она пойдет пешком, чтобы согреться. Одна лишь возчица вроде и не шевельнулась, так, по крайней мере, показалось Дагмар. В действительности Глафира Феоктистовна, услышав, что мужские голоса становятся все громче и злее, какое-то время зыркала через плечо, благо эстонки не видели этого, и подумала, что горе и муки ожесточают людей, делают их недобрыми. Бывает, что мужики играючи схватят друг дружку за грудки, не всегда ведь должна злоба в душе сидеть, только какая теперь у кого, радость и потеха? Сейчас вся Россия полна боли да муки, а горя всё подливают, у людей во сто крат должно быть терпения больше прежнего. К тому времени, когда Мария и Дагмар подошли к дровням, Глафира Феоктистовна опять сидела в прежней позе, потому что возгласы и крики разом оборвались. Старая была рада, что не случилось ничего, эстонцы эти и впрямь народ выдержанный, как писал Константин. Что вот только стало с внучком?
Легче коню оттого, что Мария не села на дровни, не было. Все равно пришлось везти трех человек. На дровнях, правда, сидели двое, третий, Яннус, пристроился верхом на санки, которые были привязаны сзади. До этого санки отплясывали налегке, скользили то вправо, то влево. Теперь полозья их вдавливались в снег, глубже дровней. Там же, где ветер наметал пласты снега, санки вообще не скользили, а тащились на брюхе, чего, впрочем, ни лошадь, ни Яннус не замечали - первая потому, что была сильным, тягловым конем, а второй оттого, что санки по-прежнему двигались дальше, на полозьях там или на брюхе.
Яннус почему-то и теперь махал руками, будто его конечности не могли пребывать в покое. Санки были, конечно, узкими для его внушительной фигуры; чтобы сохранить равновесие, ему и приходилось прибегать к помощи рук и ног. Смотреть сзади на все это было забавно, даже Мария Тихник улыбалась. Валгепеа и Маркус, те вообще закатывались, но Яннус на них внимания не обращал. Себя и свои ноги он знал лучше других.
Дагмар все еще думала о наваждении. Что бы это значило? Почему ей вдруг привиделся в ночном снегопаде муж? Он словно явился ей. Дагмар всегда считала себя трезвым, рациональным человеком, мистика была ей чужда. Она не верила в переселение душ - ни живых, ни усопших - и снам никогда значения не придавала. Школьницей, правда, пыталась вызвать духов: сидели вшестером за трехногим столиком, положив цепочкой руки на край столешницы. Но столик не сдвинулся, хотя комнату и освещала большая свеча и все они со священным трепетом ждали чуда. Потом подружки решили, что виной всему столик, в котором не должно быть ни одного гвоздика и вообще ничего металлического никакого скрытого шурупа или шипа они просто не обнаружили, или виновата Дагмар, которая ни во что не верит. Ни в бога, ни в черта, ни в духов. Дагмар, правда, уверяла, что в тот миг она верила, во всяком случае изо всех сил старалась, и все равно вина легла на нее, на нее и на столик - в равной степени. Духи являются только тем, кто не сомневается, они не дадут провести себя, видят притворщиков насквозь. Дагмар считала спиритизм шарлатанством, никогда ни к одной гадалке или хиромантке не ходила. В душе ее не было места мистике, Бенно любил по этому поводу поддразнивать ее. Он считал, что женщины должны оставаться чуточку суеверными или набожными, одно из двух, Они не смеют воспринимать окружающее по-мужски, только разумом. Женское восприятие обычно тоньше мужского, в таинственности скрывается наибольшее очарование женщины. Женщина, которая в своих действиях подчинена исключительно разуму, возможно, и выскочит быстрее замуж, может даже любовника завести, но мужчины к такого рода особам скоро остывают. Дагмар пыталась убедить Бенно, что не такая уж она безнадежно рациональная, что временами вроде бы даже в бога верит. Конечно, на девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента не верит, но на одну сотую или одну тысячную, может, все-таки верит. Бенно начал философствовать о боге и материи, говорил, что материалисты назвали своего бога материей, но разве в конце концов не все равно, во что верить - в абсолютный дух, то есть в бога, или в вечную и бесконечно развивающуюся материю? По Библии, господь бог изрек: да будет свет - и свет возник; признанные космологи заверяют, что началом всего послужил мощный толчок или мощный взрыв; обе стороны - и идеалисты и материалисты - не могут обойтись без начального толчка, так что между ними, по существу, никакой разницы. Только в словах и терминах, больше ни в чем. Бенно любил жонглировать словами, он без конца подчеркивал, что к любому делу и к любой теории следует подходить критически, в каждой доктрине, в каждой концепции нужно сомневаться, над всяким явлением и учением иметь мужество посмеяться, иначе нельзя встать выше их, иначе можно оказаться в положении полуграмотной деревенской бабки, которая принимает любые пророчества баптистского проповедника за непререкаемую истину.