Мать показала свою косность еще раз, заявив дочери, что после скорого развода брак с таким мужчиной, как Салим, был чудом для брошенной женщины. Как же мать упрекала ее за нежелание вернуть Салима, уверяя, что постарается уговорить отца. Однако она сказала нет тому, кто однажды уже бросил ее. Та уверенность в нем, которую она чувствовала все это время, сгорела дотла. Вскоре советы матери стали для нее как дубина, которой колотят по голове.
«Разве мужчины на дороге валяются?» — спрашивала мать каждый раз, когда они ссорились на эту тему. — «Годы идут, дочка. Я не хочу, чтобы ты прожила остаток жизни одна». «И я этого не хочу, мама!» Этот спор возобновлялся пять раз на дню. Очень редко под давлением матери она жалела о том, что отвергла Салима, когда тот вернулся.
Пропасть между ней и отцом разверзалась, один за другим следовали скандалы с матерью, и она решила уехать в Дубай, где легенды переплетались с реальностью. В этом новом городе она забыла Салима, точнее, попыталась, но не смогла забыть. Он тщетно звонил ей и писал. Она так и не узнала, что он однажды приезжал за ней в Дубай, но не смог разыскать ее, потому что по ее же собственной просьбе ее семья не дала ему адреса.
В мучительных сомнениях она решила начать новую жизнь. Это ее решение оставалось нетвердым до тех пор, пока она, будучи нагруженной до предела нескончаемой работой, не положила всему конец, распрощавшись с прошлым. Хотя она и добилась, чего хотела, не ведала, что настоящее одиночество вдалеке от родины и семьи настолько жестоко. Только себе она не боялась признаться, что в минуты слабости желала простить Салима. Этим, сама того не сознавая, она позволила зародиться раскаянию, которое становилось все глубже и к которому добавлялось отчаяние, каждый раз когда она встречала мужчину, хотя бы в чем-то равного Салиму. После нескольких знакомств она убедилась, что ее одиночество закончится не скоро. Утешало только то, что она знала: в современном городе она не одна живет в одиночестве. И часто повторяла про себя со всей убежденностью: если бы всеобщая боль от одиночества стала зримой, мы бы сквозь нее не увидели, как среди нас ходят наши черные слезы.
Проклятие ли это Салима? Дух отца? Зеленый небоскреб с его жильцами? Что же разбередило раны?
Иногда она задавала самой себе вопросы и сожалела о прошлом, о годах, которые не вернутся. Но тут же настраивалась оптимистически, пересчитывая свои достижения. С удивительной настойчивостью она уверяла себя в том, что, если каждый из нас прольет хотя бы слезинку по тому, о чем он жалеет, придет второй всемирный потоп.
Ее мысли прервал пианист на верхнем этаже. Музыка вливалась в нее, как пресная вода во время засухи. Она почувствовала расслабленность, которая так была ей необходима. Почему-то ей пришло в голову, что утреннее потрясение, необычное и подозрительное, принесет ей еще много неожиданного.
В кафе, куда она зашла, она снова отдалась своему увлечению читать по лицам людей, сидящих тут же или проходящих мимо. Она взглянула на нескольких посетителей, стоящих в очереди, чтобы заказать кофе. Некоторые из них казались раздраженными ожиданием.
Исходя из своих наблюдений, она предположила, что наша досада от ожидания связана не с тем, что мы заняты чем-то более важным, а с тем, что мы отказываемся ждать так долго. Нет ничего в жизни, требующего спешки. Однако ожидание разъединяет людей и заставляет почувствовать, насколько же мы одиноки.
Созерцая, она думала, что так нам представляется со стороны. Или мы хотим так видеть. Она продолжила объяснение того, как люди стали слабыми из-за своего одиночества: «Это человек, которого мы потеряли внутри себя. Это не медлительность работника кафе».
Ее мысли прервал завибрировавший телефон. Это было сообщение от подруги, она спрашивала в двух словах: «Как ты?». Она ответила: «Хорошо. Спасибо за заботу». Потом десять минут ждала ответа. Ожидание затянулось. Ничего не последовало.
Мимо по направлению к эскалатору, чтобы подняться в кафе на верхнем этаже, прошла семья из Залива. По тому, как они шествовали, можно было понять, что это семейство из Саудовской Аравии. Как-то раз один знакомый научил ее: «Впереди отец семейства, идет быстро сам по себе, жена поспешает за ним, отставая на несколько шагов, за ней четверо детей, которых как стадо пасет служанка из Индонезии».
Она принялась крутить в руках телефон, который сегодня практически молчал. Не было никаких звонков, ни коротких, ни редких, только сообщения в виде телеграфного текста. «Из каких же букв состоит мое имя?» — спросила она себя в десятый раз.