Чужая, первое время без знакомых, она не чувствовала ничего определенного, кроме небольшого волнения в бурлящем городе. Однако уже через неделю она обнаружила на месте раны, которую пыталась не замечать, зияющую пустоту.
Через три месяца осталась только эта пустота, а мужчины, с которыми она встречалась, все они были не такие статные, как Салим.
Возвращаясь с работы раньше обычного, она проезжала мимо кофейни на улице аль-Джумейра и вдруг вспомнила, что недавно покупала там отличный шоколад. «Взять черный или белый?» — спросила она себя. — «С медом или фундуком? С мятным вкусом или ванильным?» Она прилагала усилия, чтобы не вспоминать. «С ванильным вкуснее!» Образ Салима то удалялся, то приближался, словно раскачиваясь на качелях. «Да, да. С ванильным», — гнала она образ Салима. Если он вернется, она прогонит его еще раз. Она с силой сжала руки: «Может, белый лучше?». Она сделала выбор, потом поменяла решение и вернулась к черному. Зазвонил телефон. Тот же номер, на который она попалась вчера — звонил Я.
На второй день строительство зеленого здания уже подходило к концу. Ясмин задумалась, посмотрев ввысь, насколько это было возможно: «Докуда же достанет крыша?». Она не смогла различить, что за движение происходило на далекой вершине. Может, рабочие демонтировали металлические леса, а может, устанавливали новые. Войдя в свое здание, сама не зная почему, она успокоилась, как только увидела Эфтаба, сидящего молча в углу, словно он молился в своем небольшом михрабе. Ей показалось, что он во что-то всматривается. Веки его не шевелились. В этой позе он был похож на Будду, огромный монумент которого стоял посреди ресторана одноименной гостиницы, выходящей на аль-Марина.
Она направилась к конторке. Большая сумка болталась на плече, в руке она держала телефон. Подойдя ближе, она поняла, что нарушает уединение святого созерцателя. Это было странное чувство, его невозможно было подавить.
— Добрый вечер, Эфтаб!
Он спокойно поднял голову и также доброжелательно ответил на приветствие:
— Нога все еще болит?
— А как вы узнали?!
— Я видел утром, что вы хромали, когда выходили.
— Все в порядке. М-м-м… — попыталась сказать она, посмотрев на желтый банан на небольшой тарелке перед ним.
— Вы видели зеленое здание? — и она показала рукой на улицу. — Которое построили за одну ночь?
Эфтаб поднялся, теперь он казался ей выше:
— Да, я заметил утром.
— Но оно же здесь со вчерашнего дня, — удивилась она.
— Мы видим только то, что хотим видеть.
«Либо он идеалист, либо сумасшедший!» — изумилась она про себя его ответу, потом спросила:
— А вы не удивлены, что оно было построено за один день, и такое высокое?
— Действительно, странно. Но…
Она прервала его так же поспешно, как ворвалась к нему утром:
— Вы верите в то, что за ночь может вырасти небоскреб?
И она еще раз показала на улицу.
— Я не вижу высотного здания, только передовые идеи человечества в форме здания. То, что вы видите, исключительно ваши мысли. Иногда они выходят за пределы нашего разума, — сказал он тихо.
— Я не поняла.
— Если вы посмотрите на город как на мир, в котором мы живем, а на его дороги — как на решения, которые мы принимаем в спешке, вы увидите, что это зеленое здание — лишь наши мысли, которые идут все дальше, и наши желания, которые истязают тело и разум.
Она не поняла, что имел в виду этот тщедушный индиец и, не удовлетворившись его ответом, продолжила спрашивать:
— Вы видели, какое оно высокое? Больше ста этажей. Намного больше.
— Да. Намного больше. Человек всегда стремится ввысь. Наверное, только сейчас он понял, что его настоящий дом на небе.
Ясмин молчала с вытянутой в сторону зеленого небоскреба рукой, не зная, что ответить. В тот момент Эфтаб показался ей крупнее, чем был. Прежде чем разговор закончился, он добавил:
— Здание — это мы. Это вы и я. Все, что делает человек — часть его и очень на него похоже. Машины, на которых мы ездим, у них наше лицо. Зеленый небоскреб — это наше тело. А дороги — наши конечности. Все, что мы производим, есть повторение нас самих.
— Почему?
— Чтобы не быть одинокими.
— Но это здание чудовищно.
— Не все, что мы находим чудовищным, таково на самом деле. Настоящая красота — это то, что мы чувствуем, а не то, что видим. И если говорить об этом доме или о Дубае в целом, то его красота не в дорогах и не в зданиях, а в той надежде на что-то большее, которую он для тебя творит, — сказал он, качая головой и добродушно улыбаясь.