Я мотаю головой от неожиданности, будто говорю: «Что вы, какая свадьба!». А сама неловко смотрю на Аарона, даже доктор замечает мой взгляд, наверное, ему это кажется странным. Когда он выходит, Аарон как ни в чем не бывало обращается к другу:
— Ну, что старик, скоро вернешься в строй, будем опять гоняться за преступниками.
— Давай найдем работу попроще, — Оуэн пытается улыбнуться.
С момента, как Оуэн попал в больницу, мы с Аароном ни разу не касались друг друга, кроме дружеских объятий, на людях действительно тяжело проявлять чувства, особенно, когда все думают, что Оуэн мой парень. Аарон это понимает и ни разу не поставил меня в неловкое положение, но я видела грусть в глазах, каждый раз, когда врач подходил ко мне и обращался как к самой ближайшей его родственнице, Аарон оставался за бортом, стоял в стороне и смотрел на нас опустошенно. Все это создало между нами троими огромную пропасть, мы будто чужие люди, точнее я снова перестала ощущать себя частью трио. Когда я уезжаю домой, чтобы принять душ и переодеться, или они силком отправляют меня ночевать дома, а не в кресле в одной из трех палат, то они двое точно ведут долгие беседы. Между Аароном и Оуэном не может вот так просто вырасти стена, они слишком давно вместе, но отгородиться от меня им ничего не стоит. Мы это уже проходили. Поэтому я паникую, переживаю, дергаюсь, от каждого взгляда Аарона меня бросает в дрожь.
Единственная хорошая новость за это время — Аарон и Грегори очень подружились. Это удивительно, потому что ничего подобного в моей голове не могло уложиться, но я слышу, как они смеются, когда вхожу в палату брата, наверное, опять смеются надо мной. Главное, я чувствую, как брат потеплел к ним, относится спокойно и начал называть их по именам, а не просто «они». Брату еще тяжело вставать, ранение в живот слишком серьезное, в отличие от Аарона, который ходит, передвигается и обслуживает себя сам, поэтому постоянно тусуется в палате брата или Оуэна. А еще Аарон постоянно ворчит, что тоже хотел бы получить ранение потяжелее, чтобы я за ним также ухаживала. Я его предупредила, что если он будет так говорить, то обязательно получит чем-то тяжелым по голове, но после этого меня скорее всего посадят.
Аарона выписывают раньше всех, и мне приходится везти его домой. За эти дни я полность восстановла утраченный навык вождения. Мы едет в тот самый дом, в котором мы провели первую ночь. Неожиданно вернуться туда вновь, еще и при таких обстоятельствах. Теперь мне придется приезжать сюда на ночь чтобы проверить Аарона, потому что он как ребенок забывает выпить таблетки вовремя, снимает фиксирующую повязку и вообще не случается ни меня, ни врача. Днем я буду с братом и Оуэном. Было проще, когда они все втроем находились в одном месте.
Я помогаю Аарону расположиться, хочу приготовить ужин, но он обещает, что закажет какую-нибудь полезную еду из ресторана. Я верю ему с трудом.
Мы стоим на кухне в их доме, и это весьма неловко, будто мы я не признавалась ему и Оуэну в любви, не обещала быть с ними, несмотря на все невзгоды, будто не было той ночи, как и прочих. Мы стоим слишком далеко друг от друга, и я понимаю, что теряю его, теряю их обоих, как через пальцы ускользающий песок, рассыпаются наши отношения на троих. И я не знаю, как это исправить, как наложить пластырь на кровоточащую рану, я даже не знаю, как подойти к нему, что сказать и как сгладить те моменты в больнице. И я выбираю бегство.
— Я, наверное, поеду обратно к брату и… Оуэну.
— Может поговорим? — голос Аарона звучит строже обычного. Ничего хорошего такая интонация не может принести.
Я моментально опускаю плечи, взгляд падает на пол. Смотрю на носки своих когда-то белоснежных кроссовок, стоило бы постирать их, мелькает в голове, потом мне кажется, что после того, как Аарон от лица их обоих меня бросит, мне уже будет неважно, в каком состоянии мои кроссовки. Меня лишь волнует смогу ли я заново, наступая на свою гордость, пытаться убедить их, что у нас есть шанс на счастливое будущее. И хватит ли мне сил продолжать жить дальше, если придется принять их отказ. Я тяжело вздыхаю и без сил падаю на стул, готовая принять свою участь. Аарон садится напротив, смотрит пристально, в глазах цвета самой черной ночи смесь горечи и страдания.
— Когда ушла наша предыдущая девушка, это уничтожило Оуэна, я его не хочу собирать по частям снова, когда ты уйдешь, а ты рано или поздно либо покинешь нас, либо тебя покинут все, кого ты любишь. Это сделает тебя несчастной. Представь, что на одной чаше мы, а на другой все, кого ты любишь.