Выбрать главу

— Не-е-ет, — говорит она, раздраженно растягивая слово. — Но эта твоя привычка мешает мне работать. Думаю поговорить с твоим психотерапевтом об этом.

Я усмехаюсь.

— В таком случае я не буду больше пользоваться ее услугами.

Оливия права. Да, у меня появились новые успокоительные ритуалы, но ведь со многими проблемами я борюсь, так что меня нельзя наказывать. Нужно вознаградить.

Оливия терпеливая, хотя я понимаю, что умирает от желания. Но думаю, она понимает, что никакой психотерапевт не поможет мне вычеркнуть из своей жизни любую привычку, связанную с моей женой. Тем более я уверен, что большая часть моих заскоков ей нравится. И зачем она пытается это отрицать?

Так как возражений нет, и в комнате наступает тишина, то я поглощаю Оливию, вовлекая в удовольствие. Нет ничего более совершенного, чем она в этой жизни. Я понимаю, что улыбаюсь, когда в моем сознании появляется маленький и очаровательный мальчик.

— О чем ты думаешь? — спрашивает она.

— Я думаю, что мой маленький мальчик и ты — самое лучшее в этом мире.

Ее сверкающие сапфировые глаза серьезно смотрят прямо на меня.

— Кстати, о твоем маленьком мальчике…

Мое умиротворение быстро исчезает.

— И что же он опять сделал?

В голове проносится миллион сценариев, и я молюсь, чтобы он не вытворил ничего экстраординарного.

— Он украл носки Мисси.

Я испытываю облегчение. Снова носки? Стараюсь скрыть удивление.

— Зачем?

Хотя я знаю, почему он это сделал. Оливия взирает на меня так, словно я глупец.

— Потому что они были разные.

Ей совсем не весело.

— Ну, мне жаль.

Она с презрением хлопает меня по плечу, а я обиженно смотрю на нее, потирая его.

— Это не смешно.

Ну вот опять. Сколько раз нужно это объяснять?

— Я уже говорил. Скажи всем детям, чтобы они носили одинаковые носки. И все, проблема решена.

Господь всемогущий, неужели это так трудно?

— Миллер, он у входа проверяет у детей носки.

Я киваю.

— Ну, да тщательно осматривает.

— И очень раздражается, когда они разные, а затем щиплет детей. Как ты собираешься объяснять родителям, почему их дети возвращаются из школы без носков?

— Просто. Я скажу им, как решить эту проблему. — Оливия раздраженно вздыхает. Не понимаю. Кажется, она слишком много думает о том, что остальные родители считают, что с нашим мальчиком что-то не так. — Я разберусь, — заверяю ее, глядя на свои пальцы, запутавшиеся в ее локонах. Я хмурюсь, переводя взгляд на Ливи. — Что-то в тебе изменилось. Не знаю, почему я не заметил этого раньше.

Я начинаю беспокоиться, когда замечаю ее виноватый взгляд. Она встает с моих колен, приводя себя в порядок. Я поднимаюсь с дивана, сужая глаза.

— Я вижу мою милую девочку насквозь, и сейчас она в чем-то виновата.

Она с вызовом смотрит на меня, сердито сверкая глазами так, что я почти пригвожден к стене позади.

— Я срезала дюйм!

Ахаю.

Я так и знал!

— Ты постриглась!

— У меня секлись кончики! — спорит она. — И вид становился ужасным!

— Нет, ничего подобного! — с отвращением отвечаю я, поджимая губы. — Почему ты так со мной поступила?

— Я сделала это не с тобой, а с собой!

— О, — возмущенно смеюсь я, — вот как, да?

Я иду в ванную, зная, что она преследует меня.

— Не смей, Миллер!

— Я дал тебе обещание. И сдержу его.

Я открываю шкаф и достаю машинку для стрижки, демонстративно вставляя вилку в розетку. Она подстриглась!

— Дюйм и все! Они все также тянутся до поясницы!

— Не важно! — рявкаю я, поднося машинку к голове с твердым намерением довести дело до конца.

— Отлично, — спокойно говорит она, сбивая меня с толку, — сбривай волосы. Я все равно буду тебя любить.

Рука замирает, и краем глаза я кошусь на нее. С дерзким видом Оливия прислоняется к дверному косяку.

— Подстригусь, — угрожаю я, поднося машинку ближе к голове.

— Это ты так говоришь, — подначивает она.

— Хорошо, — отвечаю я, наблюдая в зеркало, как машинка все приближается к моим темный волосам. — Черт, — спокойно говорю я, опуская руку. Не могу сделать это. Вот так и всматриваюсь в свое побежденное отражение, когда Оливия появляется сзади меня.

— Ты все так же очаровываешь меня, Миллер Харт. — Она протягивает руку к мочке моего уха и играет с ней, совсем не обращая внимания на свою победу. — Я лишь немного подстриглась.

Вздыхаю, понимая, что перегибаю палку, но мне трудно вступать в спор с самим собой.