— Не-е-ет, — говорит она, раздраженно растягивая слово. — Но эта твоя привычка мешает мне работать. Думаю поговорить с твоим психотерапевтом об этом.
Я усмехаюсь.
— В таком случае я не буду больше пользоваться ее услугами.
Оливия права. Да, у меня появились новые успокоительные ритуалы, но ведь со многими проблемами я борюсь, так что меня нельзя наказывать. Нужно вознаградить.
Оливия терпеливая, хотя я понимаю, что умирает от желания. Но думаю, она понимает, что никакой психотерапевт не поможет мне вычеркнуть из своей жизни любую привычку, связанную с моей женой. Тем более я уверен, что большая часть моих заскоков ей нравится. И зачем она пытается это отрицать?
Так как возражений нет, и в комнате наступает тишина, то я поглощаю Оливию, вовлекая в удовольствие. Нет ничего более совершенного, чем она в этой жизни. Я понимаю, что улыбаюсь, когда в моем сознании появляется маленький и очаровательный мальчик.
— О чем ты думаешь? — спрашивает она.
— Я думаю, что мой маленький мальчик и ты — самое лучшее в этом мире.
Ее сверкающие сапфировые глаза серьезно смотрят прямо на меня.
— Кстати, о твоем маленьком мальчике…
Мое умиротворение быстро исчезает.
— И что же он опять сделал?
В голове проносится миллион сценариев, и я молюсь, чтобы он не вытворил ничего экстраординарного.
— Он украл носки Мисси.
Я испытываю облегчение. Снова носки? Стараюсь скрыть удивление.
— Зачем?
Хотя я знаю, почему он это сделал. Оливия взирает на меня так, словно я глупец.
— Потому что они были разные.
Ей совсем не весело.
— Ну, мне жаль.
Она с презрением хлопает меня по плечу, а я обиженно смотрю на нее, потирая его.
— Это не смешно.
Ну вот опять. Сколько раз нужно это объяснять?
— Я уже говорил. Скажи всем детям, чтобы они носили одинаковые носки. И все, проблема решена.
Господь всемогущий, неужели это так трудно?
— Миллер, он у входа проверяет у детей носки.
Я киваю.
— Ну, да тщательно осматривает.
— И очень раздражается, когда они разные, а затем щиплет детей. Как ты собираешься объяснять родителям, почему их дети возвращаются из школы без носков?
— Просто. Я скажу им, как решить эту проблему. — Оливия раздраженно вздыхает. Не понимаю. Кажется, она слишком много думает о том, что остальные родители считают, что с нашим мальчиком что-то не так. — Я разберусь, — заверяю ее, глядя на свои пальцы, запутавшиеся в ее локонах. Я хмурюсь, переводя взгляд на Ливи. — Что-то в тебе изменилось. Не знаю, почему я не заметил этого раньше.
Я начинаю беспокоиться, когда замечаю ее виноватый взгляд. Она встает с моих колен, приводя себя в порядок. Я поднимаюсь с дивана, сужая глаза.
— Я вижу мою милую девочку насквозь, и сейчас она в чем-то виновата.
Она с вызовом смотрит на меня, сердито сверкая глазами так, что я почти пригвожден к стене позади.
— Я срезала дюйм!
Ахаю.
Я так и знал!
— Ты постриглась!
— У меня секлись кончики! — спорит она. — И вид становился ужасным!
— Нет, ничего подобного! — с отвращением отвечаю я, поджимая губы. — Почему ты так со мной поступила?
— Я сделала это не с тобой, а с собой!
— О, — возмущенно смеюсь я, — вот как, да?
Я иду в ванную, зная, что она преследует меня.
— Не смей, Миллер!
— Я дал тебе обещание. И сдержу его.
Я открываю шкаф и достаю машинку для стрижки, демонстративно вставляя вилку в розетку. Она подстриглась!
— Дюйм и все! Они все также тянутся до поясницы!
— Не важно! — рявкаю я, поднося машинку к голове с твердым намерением довести дело до конца.
— Отлично, — спокойно говорит она, сбивая меня с толку, — сбривай волосы. Я все равно буду тебя любить.
Рука замирает, и краем глаза я кошусь на нее. С дерзким видом Оливия прислоняется к дверному косяку.
— Подстригусь, — угрожаю я, поднося машинку ближе к голове.
— Это ты так говоришь, — подначивает она.
— Хорошо, — отвечаю я, наблюдая в зеркало, как машинка все приближается к моим темный волосам. — Черт, — спокойно говорю я, опуская руку. Не могу сделать это. Вот так и всматриваюсь в свое побежденное отражение, когда Оливия появляется сзади меня.
— Ты все так же очаровываешь меня, Миллер Харт. — Она протягивает руку к мочке моего уха и играет с ней, совсем не обращая внимания на свою победу. — Я лишь немного подстриглась.
Вздыхаю, понимая, что перегибаю палку, но мне трудно вступать в спор с самим собой.