— Нет, это был бы серьезный конфликт интересов.
Я хмурюсь.
— Но ты помогаешь мне снять стресс.
— Не совсем профессионально! — смеется она, понижая голос и наклоняясь над столом. — Или ты предлагаешь мне позволить всем своим пациентам боготворить себя?
Дерзко.
— Ты принадлежишь только мне, — практически рычу я. Такое предположение отправило меня в привычное состояние, которого я так долго избегал.
Но когда Гарри садится обратно, глядя на меня с милым любопытством, я возвращаюсь в реальность.
— Все хорошо, папочка?
Взъерошив его волосы, я не обращаю внимания на хихикающую Оливию.
— Отлично, приятель.
— Ты готова идти домой, мамочка? — осведомляется он.
— Пока нет. — Она тянется к пульту, и я настораживаюсь. — Ну что, начнем? — спрашивает она.
Я ощущаю на себе взгляд своего сына, когда смотрю на любимую женщину. Повернувшись, я обнаруживаю, что он немного раздражен.
— Я не думаю, что у нас есть выбор, — напоминаю я, хотя он все и так знает.
— Она сумасшедшая, — устало выдыхает он.
— Согласен. — Сын прав, и я беру его за руку, когда он протягивает ее мне. — Ты готов?
Он кивает, и мы встаем рядом, как раз в тот момент, когда Оливия нажимает кнопку, и комната оживает. Играет песня Фаррелла Уильямса «Happy», но мы не двигаемся, а только наблюдаем, как главная в наших жизнях женщина в энтузиазме подпрыгивает в такт музыке.
— Ну же, мои прекрасные мальчики! — взывает она к нам, а потом обходит стол и хватает за руки. — Давайте снимем стресс.
У меня есть много идей как все это прекратить, но предупреждающий взгляд жены говорит, чтобы я даже не пытался. Я сжимаю губы в угрюмую гримасу.
— Я думаю…
Я такой, какой есть, но легкий шлепок по лицу заставляет меня замолчать.
Она улыбается и подходит ближе, все так же не убирая руку от моего лица.
— Я купила шоколад «Green and Black’s».
Мои глаза расширяются, и кровь закипает в жилах.
— Клубника? — бормочу я, борясь с дрожью предвкушения, когда она кивает головой. Я мысленно обдумываю планы на вечер. Мы будем долго заниматься любовью.
— А теперь, может, потанцуем? — возмущается Гарри, привлекая внимание к себе. — Ведите себя прилично, — бормочет он.
Мы смеемся, а затем образуем круг.
— Ладно, давайте, — соглашаюсь я, готовясь к тому, в чем мне предстоит принять участие.
Несколько мгновений мы обмениваемся взглядами, улыбаемся и ждем, пока Гарри сделает первый шаг. Мой мальчик начинает двигаться, подпевая. Он разрывает наши руки, которые взмывают вверх, а затем прыгает по кабинету. Я никогда не видел такого чудесного зрелища.
— Ну же, папочка! — кричит он, подбегая к дивану и бросаясь на подушки. Его беспечность приносит лёгкий дискомфорт. Хотя мне определённо становится лучше. Мы всегда наводим порядок, когда покидаем кабинет.
— Верно. — Улыбаясь Оливия тычет в меня локтем. — Отпустите, мистер Харт.
Я пожимаю плечами.
— Как пожелаете.
Я поспешно сбрасываю пиджак, и на моем лице появляется лукавая улыбка. Пиджак падает на пол, но я оставляю его там, и направляюсь к своему мальчику, таща за собой Ливи.
— Посторонись! — кричу я, и прыгаю на диван. Смех Гарри и восхищенный взгляд только подстегивают меня. Я теряю голову, кружу Ливи и подпеваю сыну. Одному богу известно, как выглядят мои волосы.
— Ууу! — вопит Гарри, вскакивая с дивана. — Давай на стол, папа!
Я немедленно принимаюсь за дело и снова бегу через весь офис. Поднимаю сына, а затем присоединяюсь к нему на столе.
— Начинай, Гарри!
— Ага!
Он раскидывает ногами кучу бумаги, так что она летит во все стороны. Вот так мы и танцуем на столе, подпевая. Это самый настоящий рай. Мои ангелы и я находимся в собственном огромном коконе. И ничто не сможет его разбить.
Музыка начинает затихать, но для нас это не важно. Когда начинает играть следующий трек — Голдфрапп «Happiness» — мы все также взбудоражены. Гарри визжит от счастья.
— Ничего себе! — ахает он, откидывая волосы со лба. — Моя любимая песня.
Меня стаскивают со стола, и мы втроем снова становимся в круг. Я знаю, что сейчас произойдет. У меня сильно кружится голова. И только одно способно остановить неизбежное, поэтому я смотрю на Оливию. Гарри полностью поглощен песней, поэтому не замечает, что мое внимание сосредоточено на его матери. А ее на мне.
Мы так и ходим кругами, а Гарри поет.
— Я люблю тебя, — криво усмехаюсь я.
— А я тебя, Миллер Харт, — отвечает она одними губами, освещая меня своим светом. Господи, что же я такого сделал, чтобы заслужить ее?