Меня тащат и толкают на поворотах вниз по коридору.
— Почему?
Дверь в офис Миллера открыта, и меня толкают внутрь. Поворачиваюсь лицом к Тони и вижу, что он тяжело дышит, а челюсти плотно сжаты. Он поднимает палец и указывает прямо мне в лицо, заставляя слегка отшатнуться.
— Ты не уйдешь, потому что когда этот маньяк закончит избивать того человека до смерти, он будет спрашивать о тебе. Ему захочется тебя увидеть! И я не собираюсь рисковать и устраивать ему второй раунд, когда он не найдет тебя, Ливи! Оставайся там, где, блядь, стоишь! — Он выходит, яростно захлопнув дверь и оставив меня стоять посреди офиса Миллера с распахнутыми глазами и бешено колотящимся сердцем.
Из клуба наверху по-прежнему не слышно музыки. Я одна и совершенно бесполезна в недрах «Айс», окруженная лишь абсолютной тишиной и суровым офисом Миллера.
— Ааааааааааааа! — кричу я в запоздалой реакции на действия Тони. Запускаю руки в свою предательскую шевелюру и бесцельно дергаю, как будто смогу вытянуть события последнего получаса из своей головы. — Ненавижу тебя! — Я жмурюсь от физической боли, которую себе причиняю. На глаза снова наворачиваются слезы. Не знаю, сколько времени я провела, бессмысленно борясь с собой. Кажется, вечность. Только физическое истощение и боль в голове заставляют меня остановиться. Хнычу, наматывая круги. Мой разум бунтует не в состоянии и не желании позволить какой-нибудь разумной мысли успокоить и утешить меня. Только вид напитков в баре Миллера останавливает бесполезное кружение моего тела.
Алкоголь.
Я подбегаю и неуклюже вытаскиваю случайную бутылку из кучи других. Шмыгаю носом и задыхаюсь от своих эмоций, когда откручиваю крышку и подношу напиток к губам. Алкоголь, немедленно обжигающий горло, творит чудеса по выжиганию моих мыслей, и мне остается только задыхаться и морщиться от неприятного и сильного вкуса.
Поэтому выпиваю еще.
Пью все залпом, пока бутылка не пустеет, и я в гневе и раздражении, как безумная, швыряю ее через весь кабинет Миллера. Мой взгляд падает на массу других бутылок, и я наугад выбираю и пью, затем поворачиваюсь и, шатаясь, иду в ванную. Врезаюсь в стену, в дверь, в дверной косяк, пока не прислоняюсь к туалетному столику и смотрю на растрепанную женщину в зеркале. Слезы вперемешку с тушью стекают по моим раскрасневшимся щекам, взгляд остекленевший и затравленный, а мои тяжелые светлые волосы представляют собой копну спутанных волнистых прядей, обрамляющих бледное лицо.
Я вижу свою мать.
Смотрю на свое отражение с полным презрением, как будто это мой заклятый враг, будто это то, что я ненавижу больше всего на свете.
Прямо сейчас… так и есть.
Подняв бутылку к губам, зажмуриваюсь и глотаю еще больше спиртного. Затем делаю глубокий вдох и, спотыкаясь, бреду к столу Миллера. Выдвигаю ящики, провожу руками по точно разложенным предметам внутри, нарушая их идеально аккуратное расположение, пока не нахожу то, что ищу. Я смотрю вниз на блестящий метал, обхватываю рукой ручку, и пока размышляю, периодически делаю редкие глотки из бутылки.
После того как я целую вечность безучастно смотрю на свою находку, встаю, шатаясь возвращаюсь в ванную и с грохотом опускаю бутылку на столешницу. Смотрю на себя, отмечая бесстрастное лицо, и подношу руку к своей голове. Схватив крупную прядь волос, открываю ножницы и защелкиваю их вокруг моих локонов. В результате остаюсь с горстью светлых прядей в руке и частью волос, которые вполовину короче, чем были раньше. Странно, но, кажется, это снимает напряжение во мне. Поэтому я хватаю другую прядь и отрезаю ее тоже.
— Оливия!
Позволяю своей пьяной голове упасть на бок и вижу Миллера в дверном проеме ванной. Он разваливается на куски. Его темные локоны в хаотичном беспорядке, лицо и воротник забрызганы кровью, костюм порван, сам он весь мокрый. Грудь тяжело вздымается, но я не уверена, это результат напряжения или он потрясен тем, что обнаружил. Выражение моего лица остается невозмутимым, и только теперь, когда я замечаю ужас на его лице, которое славится своей невозмутимостью, вспоминаю все те разы, когда он просил меня никогда не обрезать волосы.
Поэтому дергаю за очередные пряди и подношу к ним ножницы, отрезая их с маниакальным видом.
— Оливия, черт возьми, нет! — Он подлетает ко мне как пуля, вылетевшая из пистолета, и начинает хвататься за меня руками.
— Нет! — выкрикиваю я, вырываясь и яростно цепляясь за ножницы. — Оставь меня! Хочу, чтобы их не было! — Толкаю его локтем под ребра.
— Твою мать! — кричит Миллер. Его зубы сжаты, в голосе явно слышится боль, но он отказывается сдаваться. — Отдай мне эти гребаные ножницы!