Я делаю как велено, медленно успокаивая его, и мягко толкаюсь бедрами в его руку. Мое сердце бешено колотится. Разум сосредоточен только на том, чтобы пережить вспышку удовольствия. Он прижимает меня к стене своим длинным телом и утыкается лицом в шею. Мы тяжело и прерывисто дышим. Наши сердца стучат, едва не вырываясь из прижатых друг к другу тел. И наши миры идеальны.
Но только в этот момент.
— Я даже не намылил нас, — выдыхает Миллер, обводя кругами мою киску, а затем медленно толкаясь в меня. Прикрыв глаза, я сжимаю вокруг него внутренние мышцы. — И все-таки мне кажется, что мы уже стали чище.
— Отнеси меня в кровать.
— И дать тебе твое? — Он кусает мою шею, а затем нежно посасывает, снова кусает и сосет.
Я улыбаюсь, несмотря на изнеможение и, отпуская его полувозбужденный член, начинаю выводить круги на его плечах. Прижимаюсь лицом к его лицу, пока не заставляю его освободить мою шею, и нахожу его губы.
— Я хочу, чтобы меня касалась каждая частичка тебя, — бормочу, не отрываясь от его губ. — Не отпускай меня всю ночь.
Он стонет и углубляет поцелуй, вдавливая меня в стену еще сильнее. Мы переплетем языки, нежно лаская друг друга. Я могла бы целовать Миллера Харта вечно и знаю, что он испытывает то же самое.
— Разреши вымыть нас.
Чувство потери физически ощутимо, когда он быстро целует меня в губы и находит гель для душа.
— Давай посмотрим, как быстро ты сможешь это сделать, — поддразниваю я.
Миллер прекращает выдавливать гель на ладонь и бросает на меня понимающий взгляд.
— Мне нравится проводить с тобой время. — Бутылка возвращается на законное место, и он начинает взбивать пену на ладонях. Стоя передо мной, выдыхает горячий воздух мне в лицо, а затем лениво моргает сверкающими голубыми глазами. — И ты знаешь это, Оливия.
Я задерживаю дыхание, прикрываю глаза и готовлюсь к его прикосновениям. Он начинает с моих лодыжек — медленные, нежные, вращение уносят прочь сегодняшнюю грязь. Пока мне неторопливо омывают ноги, разум пустеет, и я наслаждаюсь горячими прикосновениями. Без спешки. И я счастлива, что это так.
— Что теперь будет? — Я задаю вопрос, которого избегала с тех пор, как мы ушли из клуба. Мы вместе, надежно заперты в квартире Миллера, но так не может продолжаться вечно.
— Думаю, София передаст Чарли мои слова.
— Чарли знает, что София влюблена в тебя?
Он издает короткий смешок.
— У Софии нет желания умирать.
— А у тебя?
Миллер делает глубокий вдох и смотрит мне прямо в глаза.
— Нет, сладкая девочка. Теперь у меня неудержимое желание жить. Ты подарила мне это желание, и даже дьявол не помешает мне провести вечность с моим кем-то.
Протягиваю руку и касаюсь еще щеки.
— А Чарли — дьявол?
— Практически, — шепчет он.
— И ты со всем разобрался?
— Да. — Его голос звучит уверенно.
— Расскажешь мне?
— Нет, детка. Просто знай, что я твой, и все это очень скоро закончится.
— Прости, что все усложнила. — Больше ничего не говорю. Он понимает, что я имею в виду.
— Осознание, что в итоге мы будем вместе облегчает ситуацию, Оливия. — Очень осторожно он протягивает руку и стягивает резинку с моих волос. И чуть не вздрагивает, когда мои некогда знаменитые длинные волосы едва падают мне на плечи. — Зачем? — шепчет он, осторожно расчесывая и не отводя глаз от изрезанных прядей.
— Не надо. — Я опускаю голову, испытывая невероятные угрызения совести, но не потому, что буду скучать по копне непослушных светлых волос, а из-за осознания, что Миллер будет скучать по ним сильнее.
— Что ты почувствовала бы, сбрей я свои волосы?
В ужасе вскидываю глаза. Я люблю его волосы. Они уже длиннее. Когда высыхают, его волнистые пряди взъерошиваются и беспорядочно топорщатся на затылке. И мой любимый непослушный локон естественным образом падает на лоб… Нет, нет, нельзя.
— Полагаясь на интуицию, — выдыхает он мне в лицо, — предположу, что, судя по выражению твоего лица, это было бы очень больно.
— Да, так и есть. — Я не могу отрицать, и не делаю это. Прекрасная шевелюра — часть моего совершенного мужчины. Будет больно, если испортить любую его часть. — Но я бы не стала любить тебя меньше, — добавляю я, гадая, к чему он клонит.
— И я тоже, — бормочет он, — но следует знать, что я запрещаю тебе когда-либо снова их стричь. — Он берет шампунь и выдавливает немного мне на голову.