Уильям внимательно изучает его, а затем они оба поворачиваются ко мне.
— Хотите, чтобы я ушла?
— Подожди меня в баре, — холодно отвечает Миллер.
И это выражение его лица я знаю прекрасно. Этакое «я не сдвинусь с места» лицо.
— Так ты привел меня сюда для того, чтобы трахнуть на столе?
— Оливия! — ругается Уильям.
Я даже на мгновение перевожу презрительный взгляд с Миллера на него. Он смотрит в ответ. Если бы в этот момент во мне было больше безрассудства, я бы зарычала. Но понимаю, что ничем не помогу. На самом деле вся наша ситуация доказывает, что я помеха. Но все равно… злюсь. На ощущение бесполезности. На то, что такая сложная.
Молча встаю и покидаю офис, тихо закрывая дверь. В оцепенении шагаю по коридору в поисках женского туалета. И без разницы, что прекрасно знаю, куда идти. Не обращаю внимания на то, как люди на моем пути бросают на меня заинтересованные взгляды. Трудно, но я справляюсь. Понимаю, как может повлиять выражение безнадежности на моем лице, поэтому нахожу в себе силы.
После того, как я провела время в туалете, вымыла руки и целую вечность безучастно смотрела на себя в зеркало, направляюсь в лаундж-бар и сажусь на барный стул, быстро заказывая бокал вина — что-нибудь, на чем можно сосредоточиться, кроме того, что происходит в кабинете Уильяма.
— Мадам, — улыбается бармен и ставит передо мной бокал.
— Спасибо.
Отпиваю и осматриваюсь по сторонам, радуясь про себя, что Карла не видно. Быстро смотрю на телефон. Сейчас только полдень. Кажется, будто утро длилось целую вечность. Мысль о скорой встрече с Нан и то, что через несколько часов мы увезем ее домой, поднимает мне настроение.
Чувствую, как окружающая атмосфера и неторопливые глотки вина успокаивают меня. А потом это ощущение. Я испытывала его в последний раз в Нью-Йорке. И вот, оно снова настигло меня. Озноб. Покалывающие мурашки пробегают по плечам, а затем волосы на макушке встают дыбом. Поднимаюсь, поглаживаю шею и смотрю по сторонам. Ничего необычного. Мужчины пьют, женщины сидят рядом на барных стульях. Отмахиваюсь от ощущения и отпиваю еще вина.
Бармен улыбается подошедшей женщине.
— Джин «Хендрикс», пожалуйста, — произносит она мягким, но хриплым голосом, пропитанным сексом. Теперь я вспоминаю, как звучат женщины Уильяма. Как будто учились искусству словесного соблазнения. Даже заказ звучит эротично. Несмотря на неприятное напоминание, улыбаюсь сама себе. Даже не знаю, почему. Может, потому что прекрасно понимаю: я так никогда не звучала.
Подношу вино к губам, наблюдая, как бармен наливает и протягивает даме бокал, затем слегка поворачиваюсь, чтобы увидеть вход в бар, ожидая появления Миллера и Уильяма. Как долго они будут разговаривать? Они вообще живы? Пытаюсь перестать волноваться. Довольно легко это сделать, когда пугающие ощущения снова возвращаются, заставляя меня на автомате повернуться.
Вижу смотрящую на меня женщину. Она держит стакан изящными пальцами. Как у меня. Сердце будто подкатывает к горлу. В голове проносятся миллионы воспоминаний. Видения ясны. Даже слишком.
— Моя малышка, — шепчет она.
Глава 15
Мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза. Зрительный контакт не обрывает даже звон разбитого бокала, выпавшего из моей безжизненной ладони.
Сапфир на сапфир. Горе и шок.
Мать и дочь.
— Нет, — шепчу я и, соскользнув с барного стула, отшатываюсь назад. — Нет!
Разворачиваюсь, чтобы убежать. Голова кружится и гудит. Дышать тяжело. Врезаюсь в широкую грудь. Ощущаю, как сильные ладони обхватывают мои плечи, и поднимаю взгляд. Карл обеспокоенными глазами изучает мое обезумевшее лицо. И это подтверждает, что мое видение — реальность. Злодей выглядит встревоженным, и ему совсем не идет.
Слезы текут из моих измученных глаз, пока он удерживает меня на месте. Тревога исходит от его большого тела.
— Черт возьми, — рычит он, — Грейси, что за глупые игры?
Упоминание имени моей матери возвращает оцепеневшее тело к жизни.
— Отпусти, — кричу я и вырываюсь из хватки, ощущая подступающую панику и огорчение, — пожалуйста, отпусти меня!
— Оливия! — Ее голос пробирается по коридорам моего сознания, позволяя шквалу потерянных воспоминаний атаковать меня. — Оливия, пожалуйста!
Как в детстве слышу ее голос. Слышу приглушенную колыбельную, чувствую мягкие пальцы, ласкающие щеку. Вижу ее спину, когда она уходит из бабушкиной кухни. Меня это сбивает с толку. Ее лицо все портит.