— Идеально, — хвалит он, как будто это не он только что руководил проделанными нами просчитанными действиями, вплоть до орудования ножом. Но если благодаря этому совершенный мир Миллера продолжит вертеться вокруг идеальной оси, я с радостью соглашусь. Положив подбородок мне на плечо, он берёт ещё одну клубничку. Близость его уверенного дыхания у моего ушка за гранью простого комфорта. Это сродни раю на земле.
— Я подумал, ты могла бы остаться со мной сегодня, — говорит он тихонько, подводя мою руку к клубнике. Ласковым давлением на мою руку он разрезает сочную, аппетитную плоть. Я бы не посмела сделать такую глупость, как стащить кусочек, только не под надзором моего требовательного Миллера, так что я потрясена, когда он берёт одну из половинок и подносит к своему рту. Хмурясь, слежу за его действиями, но тут же отвлекаюсь тем, как он медленно приоткрывает губы и захватывает ими ягоду. Хотя, отвлекаюсь только на мгновение. Недовольство гасит это чувство.
— Это, — не успеваю сказать, меня останавливает рот Миллера. Он раскусил ягоду, и её сок растекается в нашем поцелуе, делая его самым вкусным из всех. Миллер и клубника. — Ммм, — мурлычу довольно, сок стекает по моему подбородку.
— Согласен, — шепчет он, разорвав наш поцелуй, и слизывает вкусные капельки с моего подбородка, выполняя самопровозглашённую роль убрать наш бардак. Вероятно, ему это доставляет удовольствие, и всё же это немного неестественно, так что предполагается, что Миллер охотно взял на себя эту роль.
— Мне сегодня нужно на работу, — шепчу под его пронзительным взглядом. У меня всё тело, словно в огне, и перед соблазном провести целый день с Миллером в его квартире, в сохранности от всего мира, почти невозможно устоять, но я не могу снова игнорировать работу.
Смиренно вздохнув, он целует меня в нос. Слишком смиренно.
— Я понимаю, просто пообещай мне, что не будешь рисковать и добираться сама. — От его просьбы довольство и комфорт внутри меня превращаются в тревогу. За мной следят. — Я сам отвезу тебя и заберу.
— Как долго ты планируешь сопровождать меня? — спрашиваю. Меня более чем волнует вопрос разоблачения моей нежеланной тени, а ещё мне не хочется, чтобы Миллер всю жизнь со мной нянчился.
— Только пока мы не выясним, кто и почему. — Он снова упирается подбородком мне в плечо и возвращается к нарезанию клубники.
— Кто это «мы»?
Мне, определённо, не померещилась нерешительная пауза перед его ответом:
— Ты и я.
Я подозрительна. Ненавижу быть подозрительной. Подозрительность опасна и она только разжигает любопытство. А я ненавижу любопытство, может даже больше, чем подозрительность.
— Я не смогу ничего выяснить, пока ты не поделишься со мной информацией, чего ты не сделаешь, оставив только тебя всё выяснять.
— Ну, так должно быть, — безапелляционно утверждает он, распаляя эту проклятую подозрительность и любопытство. — Не хочу, чтобы твоя прекрасная головка беспокоилась об этом. — Он подтверждает свои требования, рассекая ножом еще одну клубничку и целуя меня в висок. — Мы закроем эту тему прямо здесь.
— Где? — Спрашиваю, закатив глаза. Меня жёстко поставили на место, типа того, и всё же я не могу удержаться от сарказма.
— Нет необ….
— Миллер, — вздыхаю я. — Расслабься. — Один шаг вперёд, миллион назад.