Я драматично сутулюсь. Намеренно, просто чтобы он увидел, как он меня раздражает.
— Слишком много думаешь, — шепчет он, ладонью накрываю мой затылок и притягивая к себе, уничтожая жалкое остававшееся между нами расстояние и сплетая наши губы.
— Я не буду слишком много думать, — обещаю, позволив ему высосать из меня всю злость. Теперь это в прошлом. — Но после всего, через что ты заставил меня пройти за прошедшие двадцать четыре часа, Миллер, я выпью кофе со своим другом.
Чувствую, как он надувает губы.
— Как пожелаешь. — Он не может с этим поспорить. Он обнимает меня, отстраняясь от моих губ так, чтобы мог зарыться лицом в мои непослушные светлые волосы. Как будто понимает, что моё Миллера может магическим образом придать мне сил. Всегда срабатывает. — Я полагаюсь на твою силу, моя восхитительная девочка.
Я обнимаю его и позволяю ему сильно обнять меня. Или сильнее. Я могу быть чертовски зла на то, что произошло с появлением здесь Грегори, но моя сила не пошатнулась. Я никогда не уйду от нас.
— Мне нужно принять душ.
Он отпускает меня, откидывает волосы мне за плечи, изучая моё лицо.
— Не оставляй меня без тебя на слишком долгое время.
Я улыбаюсь и нежно отталкиваюсь от него, принимаю душ, мысленно готовясь к ещё одному раунду вмешательства от моего лучшего друга.
Глава 27
Когда я выхожу из квартиры Миллера, Грегори стоит, прислонившись к стене и копаясь в телефоне.
— Хей, — говорю, закрывая за собой дверь.
Он поднимает глаза и с деланной улыбкой отталкивается от стены.
— Привет, малышка.
Только от этих слов мне уже хочется заплакать.
— Что с нами случилось? — спрашиваю я.
Грегори смотрит на чёрную блестящую дверь Миллера, а потом на меня:
— Кофененавистник случился.
— Он больше, чем кофененавистник, — возражаю тихо. — И он возненавидел только первый приготовленный мной кофе, так что технически мы не можем его так называть.
— Членосос.
— Это закреплено за Беном. Видел его в последнее время?
Широкие плечи каменеют. Это чувство вины.
— Мы здесь не из-за моей полной лажи в личной жизни.
Я чуть не споткнулась от его наглости:
— В моей личной жизни нет лажи!
— Успокойся! — Два широких шага, и он уже стоит прямо передо мной. — Это в его жизни, — он указывает на входную дверь Миллера, — полно лажи, и он оказывает на тебя влияние!
Я ощетиниваюсь, выражение лица становится яростным.
— Я не буду это слушать. — Я разворачиваюсь на своих конверсах, намереваясь закончить наш «разговор» и стремясь получить утешение в руках моего полного лажи, страдающего обсессивно-компульсивным расстройством, сдерживающего внутренних демонов, собственнического, испорченного, употреблявшего наркотики, экс-скандально-известного мужского эскорта, время от времени джентльмена. Ладно, может он и совершает ошибки, но он мой, полный лажи, привередливый Миллер. И я люблю его.
— Оливия, подожди! — Он хватает меня за предплечье немного грубо, но, когда я вскрикиваю, быстро меня отпускает. — Дерьмо! — ругается он.
Я разворачиваюсь и с оскалом тру руку.
— Полегче!
Он выглядит по-настоящему взволнованным.
— Прости, я просто не хотел, чтобы ты ушла.
— Так сказал бы об этом.
Он переводит взгляд карих глаз на мою руку:
— Надеюсь, следов не останется. Я очень даже за, чтобы мой позвоночник остался на своем месте и в целости.
Я поджимаю губы, скрывая улыбку на его язвительную шутку.
— Всё в порядке.
— Спасибо, грёбаный Боже. — Он прячет руки в карманы и смущённо опускает взгляд. — Мы можем начать сначала?
Меня охватывает чувство облегчения:
— Пожалуйста.
— Замечательно, — он смотрит на меня, раскаяние плещется в его карих глазах. — Можем мы пройтись и поговорить? Мне совсем некомфортно сплетничать о твоём кофененавистнике, когда он находится в такой непосредственной близости.
Закатив глаза, я беру его под руку и веду к лестничной клетке.
— Идем.
— Лифт сломался?
Я замираю, хмурясь. Я даже не осознавала, что перенимаю маниакальные привычки Миллера.
— Нет.
Грегори хмурится так же, как я, пока мы идём к лифту, и хмурится еще больше, когда мы заходим в него. Его лицо выглядит просто ужасно, но не уверена, стоит ли подмечать это или просто спросить, как он, учитывая, что сейчас мы оба улыбаемся, именно поэтому я решаю перейти к чему-то абсолютно другому:
— Как работа?
— По-старому, — бормочет он не воодушевленно, на корню пресекая эту тему.