Я замираю на месте, наблюдая за Миллером, с легкостью перемещающимся вокруг груши, его руки забинтованы, он превосходно контролирует движения рук и ног, снова и снова рассекая ударами воздух. Звук его хриплых рыков и ударов посылает по спине незнакомую дрожь. Кого он видит перед собой?
Голова идет кругом, вопросов становится все больше, а я стою и молча наблюдаю за тем, как утонченный, с хорошими манерами, временами джентльмен превращается в одержимого мужчину, теперь тот нрав, о котором он меня предупреждал, ясно и четко виден. А потом я отступаю на шаг, когда он вдруг хватает обеими руками грушу и прижимается лбом к коже, телом повторяя теперь слабые покачивания груши. Его спина влажная и грузная, и я вижу, как вдруг резко поднимаются его плечи. А потом он начинает разворачиваться к двери. Все происходит, как в замедленной съемке. Я приросла к месту, когда его покрытая капельками пота грудь оказывается в поле зрения, и мой взгляд медленно ползет вверх по его торсу, пока я не вижу его профиль. Он знает, что за ним наблюдают. Сдерживаемый воздух вырывается из моих легких, и я быстро прихожу в движение, проносясь по коридору и залетая в раздевалку, мое измученное сердце умоляет дать передышку.
— Ты в порядке?
Смотрю на душевые и вижу женщину, завернутую в полотенце и с тюрбаном на голове, в который завернуты мокрые волосы, она смотрит на меня немного выпученными глазами.
— Конечно, — выдыхаю, осознавая, что спиной прижимаюсь к двери. Не могу вспыхнуть, потому что лицо и так уже ярко-красного цвета и невероятно горит.
Она улыбается, но брови все еще немного нахмурены, и продолжает заниматься собой, оставляя меня искать свой шкафчик и доставать оттуда сумку с душевыми принадлежностями. Вода более чем горячая. Мне нужен лед. Спустя пять минут поисков нужной температуры я оказываюсь просто не способна охладить ее. Так что обхожусь тем, что есть, и принимаюсь мыть запутавшуюся и потную себя, намыливаю липкое тело. Расслабленное состояние головы и тела были стерты его видом, теперь в голове снова всплывают образы. В Лондоне сотни фитнес-центров, почему я выбрала именно этот?
У меня нет времени на пустые размышления и выражение благодарности действию горячей воды, которая теперь массирует перегруженные мышцы, не обжигая и без того пылающую кожу. Мне нужно идти на работу. Десять минут уходит на то, чтобы высушить тело и волосы и одеться. А потом я выбираюсь из тренажерного зала с опущенной головой и ссутуленными плечами, храбрясь услышать этот голос, зовущий меня, или поувствовать эти прикосновения, разжигающие пламя внутри. Но я сбегаю незамеченной и спешу к метро. Глаза благодарны за напоминание о совершенстве Миллера Харта, только разум нет.
Глава 2
По мере того как время ланча в бистро, где я работаю, стремительно близится к концу, Сильвия набрасывается на меня, словно волчица.
— Рассказывай, — говорит она, падая на софу рядом со мной.
— Нечего рассказывать.
— Да хватит уже, Ливи! Ты все утро ходила с кислой миной.
Бросаю в сторону хмурый взгляд и вижу, как моя напарница нетерпеливо поджимает ярко-розовые губы.
— Что?
— У тебя все лицо перекосило от раздражения.
— Он мне написал, — бормочу я. Не рассказываю ей об остальном. — Он написал, чтобы спросить, как я.
Она посмеивается, забирает мою колу и громко отхлебывает.
— Высокомерный придурок.
Тут же набрасываюсь на нее, не подумав:
— Он не придурок! — я кричу, защищая его, но тут же захлопываю рот и вжимаюсь в диван, уловив понимающий взгляд Сильвии. — Он не придурок и не высокомерный, — говорю спокойно. Он был любящим, внимательным и задумчивым… когда не был высокомерным придурком… или самым скандально известным мужским эскортом Лондона. Вздохнув, опускаю голову. Попасться на крючок один раз — неудача. Два? Ну, это просто необъяснимая шутка свыше.
Она наклоняется и сжимает мое колено:
— Надеюсь, ты не удостоила его ответом.
— Не могла, даже если бы захотела. А я не хочу, — говорю, поднимаясь.
— Почему?
— Телефон разбился, — оставляю Сильвию одну на диване с нахмуренными бровями и без дальнейших объяснений.
О своем разрыве с Миллером ей я лишь сказала то, что была другая женщина. Так легче. Правда отвратительна.
Когда я захожу на кухню, Дэл и Пол смеются, как гиены. У каждого по ужасному ножу в одной руке и по огурцу в другой.
— Что такого смешного? — спрашиваю, отчего их радостное хихиканье прекращается. Оценив мой безвольный силуэт и психическое состояние, они напустили на лица тень жалости. Стою тихо и позволяю им прийти к единственно возможному заключению. По-прежнему выгляжу изможденной.