Швейцар окликнул меня, когда я подошла:
— Вы Райли О'Салливан?
— Да.
Последние несколько шагов я пробежала трусцой, моё сердце бешено колотилось после того, как я перебежала улицу.
Он улыбнулся сквозь густые усы цвета соли с перцем, подпирая дверь плечом:
— Я думал, вы будете стоять там вечно. Разве вы не видели кнопку перехода?
Я споткнулась и удержалась на ногах:
— Простите что?
— Кнопка перехода, — он указал подбородком. — Вы должны нажать на неё, чтобы включить свет.
Уф. Как сказала бы Джесс, «кринж» (прим. перев. – стыд-то какой!). Я изобразила на лице улыбку и заставила себя пожать плечами:
— Должно быть, это нервозность в первый день.
Он посерьёзнел, усы поникли:
— Вы правы, что у тебя она есть. Мистер Барнс – трудный человек. Я видел, как мужчины и женщины выбегали из этого места в слезах. Никто не продержался долго на этой работе.
— Ну, я...
— Одна молодая леди уволилась до того, как истёк срок действия её парковочного счётчика. Назвала мистера Барнса людоедом с комплексом превосходства. Вы знали, что его три года подряд признавали худшим боссом в Бостоне? — швейцар усмехнулся. — Какой-то местный журнал удостоил этой чести. Мистер Барнс вставил её в рамку и повесил в своём кабинете. Может быть, это тебе покажет.
— Я...
— Да, на него невозможно работать.
Понятно, учитывая, что войти в дверь невозможно.
Я расправила плечи и одарила его, как я надеялась, солнечной улыбкой:
— Может быть, вы могли бы показать мне, что внутри?
— О, конечно! — он отступил назад, придерживая дверь, чтобы я могла проскользнуть мимо него.
Как только я это сделала, меня охватило чувство благоговейного трепета. Особняк был тщательно отреставрирован, и войти внутрь было всё равно что вернуться назад во времени. Стены были обшиты деревянными панелями. Плинтусы были толщиной с мою талию, а пол из тёмного дерева был покрыт восточными коврами с витиеватыми геометрическими узорами. Прямо перед нами была парадная лестница, ведущая на верхние этажи.
— Впечатляет, не правда ли? — спросил швейцар у меня за плечом. — Мистер Барнс сам занимался реставрацией.
— Да, я знаю, — ответила я, всё ещё таращась на лестницу.
— Я полагаю, нам следует отвести вас к боссу. На лифте намного быстрее, чем по лестнице.
Моё чувство благоговения испарилось, и на смену ему пришло беспокойство. Я опоздала. Не самый лучший способ начать свой первый рабочий день с работодателем, печально известным тем, что увольняет людей.
— Где он? — спросила я.
— Сюда.
Швейцар подвёл меня к хитроумному сооружению из дерева и металла, которое было больше, чем моя комната в общежитии для старшекурсников. Снаружи она напоминала клетку с витиеватыми прутьями, а внутри была обшита такими же панелями, как и фойе.
Швейцар впустил меня внутрь, затем задвинул металлическую решётку поперёк входа. Он поставил её на место и похлопал по ручке.
— Они больше не делают их такими, — он щёлкнул рычажком на панели управления, и пол содрогнулся.
Я крепче сжала свою сумку.
— Не волнуйтесь, — сказал он, и в уголках его глаз появились морщинки. Он схватил металлический прут и хорошенько им погремел. — Эта штука находится здесь уже сто сорок лет. Кроме того, всего четыре этажа. Даже если тросы оборвутся, с нами всё будет в порядке.
Мой желудок сжался.
Слава богу, я не обедала.
Из агентства по временному трудоустройству позвонили прежде, чем я приехала, и тогда я с трудом нашла подходящий наряд.
— Кстати, меня зовут Том, — сказал швейцар.
Я сглотнула:
— Приятно познакомиться, — интерьер особняка был виден сквозь решётку, и мой желудок сделал сальто, когда мы поднялись в воздух. — На каком этаже находится офис мистера Барнса?
— Третий. Никто не поднимается на четвёртый этаж. Нет, если только вы не хотите увидеть Голубую Леди.
Я оторвала взгляд от решётки:
— Голубую Леди?
Том кивнул:
— Дочь старого мистера Мерримена, первоначального владельца особняка. Легенда гласит, что он построил это место для неё и её жениха, чтобы они могли жить после того, как поженятся. После того как жених умер от туберкулёза, она поднялась на лифте на четвёртый этаж и выбросилась с балкона.
— Этот лифт? — мой голос прозвучал слабее, чем я намеревалась.
— Этот самый. Впрочем, причин для тревоги нет. Она – неуловимый призрак. Говорят, она появляется только тогда, когда ей кто-то нравится, — он добродушно рассмеялся. — Это, вероятно, означает, что мистер Барнс никогда её не видел.
Лифт вздрогнул и остановился. Том отпер решётку и отодвинул её назад.
— Офис мистера Барнса прямо впереди.
Я ступила на ещё один дорогой на вид ковёр и уставилась на пару двойных дверей с золотыми ручками. Крошечная латунная табличка гласила: «ДЖОНАТАН БАРНС, АРХИТЕКТОР».
Том заговорил у меня за спиной:
— Удачи.
Я обернулась.
— Спасибо, — сказала я, когда он задвинул решётку обратно и нажал кнопку. Когда лифт загрохотал и начал спускаться, мне показалось, я услышала, как он добавил:
— Тебе она понадобится.
Моё сердце забилось быстрее, а рука, сжимавшая ремешок сумки, вспотела. Из ниоткуда в моей голове зазвучал голос моего отца, его серьёзный бостонский акцент подействовал мне на нервы как бальзам.
«Выше нос, малыш. Ты – О'Салливан. Ты можешь делать всё, что угодно».
«Верно, — подумала я. — Джонатан Барнс был всего лишь человеком. Насколько плохим он может быть на самом деле?»
Я посмотрела вперёд и расправила плечи. Затем я подошла к дверям и постучала.
С другой стороны раздался низкий голос:
— Войдите.
Моё сердце пропустило удар. Я сглотнула и нажала на ручку. Двери распахнулись, открывая взору офис прямо из аббатства Даунтон. Стены представляли собой книжные полки от пола до потолка, украшенные вьющимися виноградными лозами. Такая же резьба была и на кессонном потолке, который возвышался по меньшей мере на двадцать футов над головой. Стулья и столы были расставлены перед зияющим камином. Но всё это привлекло моё внимание лишь на секунду.
Потому что у одного из окон спиной ко мне стоял мужчина. Его тёмная голова была наклонена, как будто он изучал улицу внизу.
Я прочистила горло:
— Мистер Барнс?
— Ты опоздала.
Чувство унижения нахлынуло на меня.
— Знаю. Мне жаль, я была...
— Ты знаешь, как пользоваться пешеходным переходом? — его голос был низким рокочущим.
— Что?
Он развернулся, и я забыла, как дышать. Всё, что я могла делать, это пялиться.
Почему бы и нет, Лидия. Джонатан Барнс точно такой же сексуальный, как на его фотографиях.
На самом деле, сексуальный – это ещё мягко сказано. Мужчина был хорош собой, как кинозвезда, с волнистыми тёмными волосами, зачёсанными назад с широкого лба. Он был похож на парня, который живёт в костюме и расслабляется у камина с бокалом скотча в руке. Настоящий мужчина. В равных долях Дон Дрейпер и Генри Кавилл. У меня в сумке не было транспортира, но я была почти уверена, что его лицо соответствует Золотому сечению – математической формуле для вычисления идеальной симметрии лица. Черты его лица были резкими, но не грубыми, и всё казалось именно таким, каким должно было быть. Идеальная квадратная челюсть. Идеальный орлиный нос. Идеальные чувственные губы. Идеальные прищуренные глаза пристально смотрят на меня.