— Алло, Ольга, слушай меня внимательно, — раздался его торопливый голос. — Если я завтра не позвоню тебе до обеда, то сделаешь вот что… Да ничего со мной не случится! Это я так, на всякий случай. Приедешь ко мне домой, ключ у тебя есть, в секретере найдешь красную папку с голубыми тесемочками, она там прямо на виду лежит, и отнесешь ее в прокуратуру… Замолчи, дура! Это не твое дело, поняла? Мне плевать, что будет с тобой и со всем министерством после моей смерти! Пусть мне будет плохо, но другим станет еще хуже! Я всех за собой потяну… Да, на тот свет! — Колесников вдруг резко успокоился и почти ласково проворковал: — Ладно, кисонька, я ж тебя люблю, ты знаешь. Сделай о чем прошу, и будем считать, что мы в расчете. Целую, Оленька. На всякий случай, прощай.
Он положил трубку, постоял немного, тяжело отдуваясь, затем вышел, закрыл дверь на ключ, сел в лифт и начал спускаться вниз. Я завела мотор и мечтательно вздохнула:
— А неплохо было бы нам заиметь эту папочку, как думаете, босс?
— Да вот, уже как раз думаю, — буркнул он, сосредоточенно о чем-то размышляя.
— И каков результат?
— Знаешь, мы еще от одной бомбы не избавились, а ты уже о другой мечтаешь — не слишком ли много для одного раза?
— Вы тоже считаете, что в папке компромат?
— Это и дураку ясно. Ладно, в любом случае папка от нас никуда не денется. Мы знаем, что она в квартире Колесникова, а найти ее не составит большого труда. Если с кассетой не выгорит, то займемся папкой. Не сидеть же нам без копья до конца дней.
— И то верно… Вон они выезжают.
Из-за дома показался знакомый черный «Сааб», повернул в нашу сторону, проехал мимо и, быстро набирая скорость, помчался по Кутузовскому. Выждав несколько секунд, мы рванули за ним…
Глава 12
Петр Фомич Трубин проживал в небольшом каменном особнячке, ничем не отличавшемся от других, таких же небольших и каменных, что уютно примостились на опушке соснового леса в пяти километрах от МКАД по Алтуфьевскому шоссе. «Сааб» въехал в открывшиеся ворота, и мы заметили двоих охранников в защитной униформе с автоматами. Поскольку вокруг все просматривалось как на ладони, нам пришлось оставить джип за лесом, взять с собой сумку с аппаратурой, два складных стульчика, которые всегда валялись в багажнике, и идти к особняку пешком. Незаметно подобравшись за деревьями поближе к забору, мы расположились около старого пня, босс включил приемник, диктофон, и мы услышали срывающийся от волнения или страха голос Колесникова:
— Ты ничего не подумай такого, Петро, тут нет никакого злого умысла, ей-Богу, клянусь тебе. Меня самого чуть кондратий не хватил, когда я все это увидел. Да ты сейчас сам посмотришь и поймешь. На вот, письмо сначала прочитай.
— Да, Ваня, — устало заговорил Петро, — подвел ты меня, очень подвел. Не ожидал я от тебя такого, не ожидал. Ты хоть понимаешь, во что это все может вылиться?
— А то! Мне да не понять. Стал бы я тебя по пустякам беспокоить.
— А почему Шилову не позвонил?
— Шилов бы все только испортил. У него голова горячая, стал бы рубить сплеча, наломал бы дров, а в результате пострадали бы все. Времени ведь у нас нет.
— Молодец, Ваня, правильно мыслишь. Ладно, давай сюда свою бумажку.
Прошелестела бумажка, и наступила тишина. В лесу начинало темнеть, птицы заканчивали петь птенцам колыбельные песни, редкие порывы ветра колыхали верхушки высоких сосен. Мы с боссом сидели на стульчиках около пня, на котором лежала аппаратура, и как зачарованные смотрели на диктофон. Как-никак речь шла о трехстах тысячах, и сейчас должна была решиться их судьба: попадут они к нам в руки или же останутся на месте.
— Кто такой этот Худой? — спросил Трубин.
— Петро, мы уже все выясняли, все возможные варианты перебрали. Никто ничего не знает, и вычислить никого уже невозможно — Лысуна взяли. Остается только платить. Ну я же рассказал тебе все по телефону.
— Да уж, рассказал… И зачем я только связался с такой швалью, как вы? Кончить бы вас обоих сейчас…
— Не надо, Петр Фомич, — прохрипел Толстяк. — Пожалуйста. От этого лучше не станет. Мы ведь не знаем, как Худой собирается получать деньги. Вдруг он потребует, чтобы я их доставил?
— Твое счастье, — проворчал Петро. — Живи пока. Давай, ставь кассету.
Кассету вставили в видеомагнитофон, и мы опять перестали что-либо слышать.
— Ну что ж, — довольно усмехнулся босс, — тридцать тысяч — это тоже деньги.
— Издеваетесь? Даже на однокомнатную квартиру не хватит.