А Толику звякну с улицы. Да, точно: обязательно помирюсь с Толиком. И чего на него взъелась? Нормальный мужик — туповатый, брутальный и образованный. С деньгами дружит. И с головой не воюет.
Да, точно-точно-точно! Как только выберусь из этого гадюшника, сразу же звякну Толику. И хрен с тем маскарадом, постою там в чепчике или шляпке с теми дурами, не помру. Всего лишь час позора — и сохранена любовь на всю оставшуюся жизнь.
Может, мы с Толиком будем любить друг друга до ста лет и умрем вместе, надорвавшись от хохота смотря по телеку очередного клоуна из Центризбиркома, прикалывающегося насчет того, что в отличие от прежних фальсификаций прошедшие выборы прошли как никогда честно, особенно на Кавказе и Кемеровщине.
Чо, сестрицы? Да знаю я, знаю, что круче любви на свете ничего нет. Но это общий принцип. А вот реальные отношения реальных пацанов и девчонок требуют детальной проработки каждой из сторон этих отношений.
Иначе любовный роман будет загублен, а его лирические герои разбегутся по миру в поисках новой любви, нового хламидиоза, нового генетального герпеса и новой остроконечной кондиломы.
Но не надо о грустном. Надо о перспективах и планировании добрачных отношений. Ведь они имеют свои точки бифуркации.
И от того, в какую сторону ты сделал первый шаг от этой точки зависит то, подаст ли тебе правнук свежей и прохладной водички, когда будешь старым паралитиком болтаться на койке, или тебе ее — теплую, ржавую и пахнущую тухляком — подаст пьянчужка-нянечка из дома престарелых, предварительно от души высморкавшись тебе в кружку…
В чем заключается главный вопрос моих с Толиков сердечных терзаний и страданий нашего с ним союза двух одиноких сердец?
Вопрос заключается в том, насколько мы с Толиком друг друга любим. Ну мне он точно нравится. Мужик щедрый, незлобивый и нежный. Умный. Бзик насчет исторической реконструкции вполне излечим. Нарожаю детей, и забудет о бердышах и катапультах, бегая по квартире с памперсами в руках.
Любит ли он меня? Думаю, да. Одной только ювелирной шняги, что он мне надарил, коли ее продать, мне хватит минимум на год разгульной жизни. Нет, на год разгульной не хватит. А вот на год достойной белого человека жизни — вполне.
Блин, ну причем тут ювелирка?! Тьфу на нее! Тьфу на нее еще раз!
Я, кажется, начинаю уже думать, как обычная прошмандовка из «Секса в большом городе». O tempora! O mores! Современное телевидение может превратить в алчную сучку даже такого святого человека, как я.
И куда только катится мир? Знамо дело — в помойку.
Нет, Толика я люблю вовсе не за бабки. К тому же я постоянно отказываюсь от его материальной помощи, не желая становиться содержанкой.
Перед моими глазами — опыт нескольких знакомых девиц, обзаведшихся папиками. Жуть! Мне их жалко.
Одну, правда, ее папик раскрутил в певицы. Но все равно — не завидую этой приживалке. Чувствуется какая-то гниль в таком образе жизни. Да и песни ее — отстой. Даже у Лепса и то лучше получается. Взять хотя бы гениальное: «Р-р-р-юмка во-о-о-дки на-а-а с-с-стол-ле-е-е!»
Никакие баблосы не сравнятся с наслаждением, получаемым от ласк любимого мужчины. Поцелуй — о-о! Обжиманье — о-о-о! Поглаживание, почесывание, покусывание и потискивание — о-о-о-о! А уж все остальное — о… да это вообще просто не поддается описанию.
Я даже боюсь переезжать жить к Толику, опасаясь, что просто не смогу выйти из квартиры и его не выпущу, круглыми сутками занимаясь любовью.
И тогда уже не будет ничего — ни учебы в универе (а я собираюсь стать магистром), ни карьеры (а я хочу ее сделать), ни славы (а я не против, чтобы она не заплутала и нашла меня задолго до Нобелевской премии).
Поверьте, сестрицы, не постелью единой жива любовь. На мой взгляд, самым безотказным способом проверить ее наличие у мужика является ходьба по магазинам, именуемая пропиндосами грязным и циничным словом — «шопинг».
Коли парень балдеет от твоих покупок и лезет к тебе с бестолковыми советами насчет понравившихся тебе товаров, значит, любит.
А вот если он кривится, глядя на прилавки, протяжно вздыхает, будто попавший в трясину носорог, и противно гундит, значит, зря ты на него время тратишь. Он никогда тебя не любил и не полюбит. Подлец!
Вот только одного я пока не знаю: пожениться нам с Толиком прямо сейчас или подождать еще лет двадцать?
Раньше я в отличие от миллионов других российских девушек не стремилась побыстрее выйти замуж и нарожать детей. Для меня было гораздо важнее учиться, ездить по разным странам (мечтала капитально прошариться по всему Индокитаю) и ковать карьеру.
Поэтому, видя в интернете фотки наспех выскочивших замуж за первого встречного бывших школьниц-двоечниц («Мы с Зайчиком целуемся в аэропорте», «Мы с Мышонком кормим крокодила», «Мы загораем на пляже: тот лысый дядька с наколками южно-китайских гомосеков на пивном пузе — мой милый Котик» и пр.), я ржала и жалела несчастных двоечниц.
Кстати, о наколках, сестрицы. Хочу предупредить вас, как страшная, тьфу, как старшая сестра, много повидавшая и узнавшая о мире то, чего вам лучше никогда не знать: не делайте себе наколок!
И дело тут вовсе не в том, что баба с наколками воспринимается мужиками как проститутка, которую можно отыметь за бутылку кваса. Во многих странах, а в России особенно, каждая наколка имеет свой криминальный смысл.
Это вам со стороны кажется, будто расписанная куполами православных храмов или, наоборот, чертями, черепами и гробами спина ни к чему не обязывает. А вот ежели попадете на зону — не дай вам Бог, конечно, чалиться на киче, — то придется держать ответ за каждый выколотый на попе бантик.
Особенно дико видеть, как домашняя девочка, еще ни разу не ходившая на сеновал с пацаном, колет себе знак либо знак идейной лесбиянки-универсала, либо шлюхи, предпочитающей одновременный секс с пятью мужиками и еще парой мастиффов в придачу.
Блин, отвлекли вы меня, сестрицы своими наколками от мысли… О чем я там говорила-то?
А-а! Вспомнила! Я говорила, что ржала над выскочившими за всяких там лысых мышат и пузатых зайчиков телками.
Но теперь я уже не так радикально настроена против женитьбе на любящих пиво и сосиски китайских котиках-гомосеках.
Вот посмотрите, сестрицы, на меня — одну из самых прекрасных девушек Восточно-Европейской равнины. Кто я сейчас? А никто.
Мне уже скоро стукнет двадцать третий год и молодость останется за спиной. Старость приближается, а шанс сделать карьеру удаляется с такой же скоростью, с которой «Сапсан» несется от платформы Ленинградского вокзала к тверскому перрону.
Может, надо было поступать по-другому? Сначала бы вышла замуж и родила пару киндеров. А потом уже поездила бы с мужем по миру, оставляя их в надежных руках дедушек-бабушек и нянек. И училась бы и делала карьеру, а дети спокойненько бы себе росли.
В итоге к сорока годам я бы уже получила все: научное звание, высокую должность, кучу бабок, красавца-мужа, взрослых детей и маленьких внуков.
Впрочем, сестрицы, это только на словах легко обустроить судьбу таким образом. Ведь найти порядочного мужика непросто. Мне, допустим, до встречи с Толиком такое барахло попадалось, что я, насмотревшись гламурной тягомотины Эндрю Блейка, уже всерьез начала подумывать о смене половой ориентации.
Поэтому вариант — быстро жениться-разродиться — катит у очень немногих. А так, да, было бы клево: пока полна молодых сил, вложиться в детей, а затем уже развлекать себя интересной работой, научными изысканиями и турпоездками, попутно читая нотации непослушным внукам.
Взять моих одноклассниц. Из двенадцати — пять уже с детьми.
Причем две уже успели развестись, а одна успела окольцеваться аж по третьему разу (у Катюхи мания: подобрать на помойке какого-либо мужика, захомутать его, а через несколько месяцев послать супруга куда подальше. Ну не дура ли?!).
И что? И ничего. У одной только Анюты все в шоколаде — чудесный карапуз, муж в «Газпроме» на хорошей должности, а сама учится на вечернем отделении юрфака.
У остальных же — полный отстой. Провонявшая щами ипотечная однушка. Или двушка, но зато с парализованной прабабкой в придачу.