— Теперь давят. ― Тур вытер лоб и снова огляделся. ― Нет, запрос не делали. Мне известно общее течение дела и некоторые детали со слов заинтересованной стороны.
Третьяк кивнул. Чудеса какие-то. Из-за такой мелочи… И что там про заинтересованную сторону?
— Отец мужа Чернавы ― богатый и влиятельный человек. В столице он не на последнем счету. Торгует чуть ли не со всеми храмами и княжеским двором. Он написал жалобы и заставил обратить внимание на это дело.
— Это с чего бы вдруг? ― спросил Третьяк, начиная понимать, что наступил в большую кучу, чем думал.
— Как мне объяснили, он не хочет, чтобы на его сыне висело клеймо возможного убийцы.
— Но ведь его отпустили восвояси.
Тур развел руками.
Третьяк тоже опустился на скамью и мрачно посмотрел на столичного молодого дознавателя.
— Там не за что было зацепиться, господарь. Приличный дом, убитая на кухне хозяйка, странные вещи с места преступления, никто ничего не видел и не слышал.
Из небольшой поясной сумки Тур достал несколько смятых листов бумаги, развернул их и, морща лоб, прочитал.
— Убитая Чернава Воронова жена, была найдена ранним утром в своем доме на кухне. Разбита голова… тело рано утром обнаружила прислуга. Ее муж ― Ворон Булатов сын, дома не ночевал, пришел утром. По словам слуг, накануне вечером и ночью к Чернаве никто не заходил. Но их комнаты находятся в дальнем крыле, а спят они крепко, могли не слышать. Опрошены все друзья и знакомые убитой. Но доказать так ничего и не смогли. У всех есть свидетели их местонахождения. Как сейчас начинают говорить ― алиби.
Тур оторвался от бумаг и поднял на Третьяка доверчивые голубые глаза.
— Я о чем и говорю. Безнадежное дело, господарь.
— Мой отец утверждал, что в подобных убийствах почти всегда виновен муж.
— Вы же здесь за тем, чтобы обелить этого самого мужа, ― недовольно сказал Третьяк. ― Это его папаша рвет и мечет там у вас в столице… Простите, господарь.
Тур махнул рукой.
— Уважаемому Булату нужна правда.
— Знаем мы эту правду, ― рассердился Третьяк, который в таких делах не одной собакой полакомился. ― Он уверен, что сыночек невиновен, а если вдруг запахнет жареным с этим его… алиби, так сразу же велит прекратить расследование. И вся работа пойдет лешему под пятки. А здесь, прошу заметить, господарь, много дел. ― Третьяк снова вспомнил украденную свинью и побитого банщика. ― Кикиморы принесли этого Ворона в наш город…
— И Булат, и его сын из Чернограда. Только в столице дела вести проще. Булат уехал туда, а сына оставил здесь. А я послан прояснить всю эту историю.
Третьяк внимательно посмотрел на ладненького беленького и опрятно одетого Тура и длительно и тяжело вздохнул. Столичный дознаватель немного покраснел.
— Я старше, чем выгляжу. И у меня есть некоторый опыт. Я уже наметил три основные линии, по которым нам надо двигаться.
— Нам? ― переспросил Третьяк.
Но Тур уже сосредоточенно копался в своих листках.
— Так. Во-первых, все-таки муж. Ворон. Если хорошо присмотреться и последить за ним, поспрашивать окружение, то наверняка можно что-то найти. Говорили, что у него были любовницы и все в таком роде. Он мог избавиться от жены, чтобы остаться с одной из них.
— Пока не женился второй раз, ― пробурчал Третьяк.
— Любовница узнала, что он душегуб, и отвергла его.
Третьяк мысленно закатил глаза. Ох, уж эти юношеские романтичные фантазии!
— Второе. Убийца ― одна из любовниц Ворона, которая хотела занять место жены.
— Нашли только одну любовницу. Вдова, весьма свободных нравов, имеет собственный дом. Непохоже, чтобы она спала и видела себя в женах Ворона, господарь.
— Одной женщиной могло не обойтись. Надо только хорошо поискать, и обязательно найдется кто-нибудь еще. ― Тур потряс листами. ― И третье. Убить мог муж или нареченный любовницы.
— Тогда бы прикончили самого Ворона.
— Необязательно. Отомстить врагу можно более изобретательно. Например, сделать та, что Ворона казнили за убийство жены, которого он не совершал.
На этот раз Третьяк уже не мысленно закатил глаза. Мотив. Ничего не скажешь. Может, устроить Тура Светозаровича в местный театр? Там он найдет себя.
— Господарь, я дам вам ознакомиться со всеми материалами дела. ― Третьяк пригладил макушку. ― А ведь ваш почтенный Булат не просто так рвет кафтан и бороду за правду. Я прав?