Прозвенел телефонный звонок. Фердинанд Поул затребовал Вулфа.
— Я сейчас в конторе Кейса, — сказал Поул. — Угол Сорок седьмой улицы и Мэдисон-авеню. Можете прибыть сюда немедленно?
— Конечно же нет, — сказал Вулф опечаленным голосом. Его ужасно сердило, когда объявлялись на свете люди, не ведающие, что он никогда не покидает дом ради дел и чрезвычайно редко — по другим поводам. — Я работаю исключительно у себя дома. Что случилось?
— Здесь есть кое-кто, и я хотел бы, чтоб вы с ними поговорили. Два члена правления. Их показания помогут мне подтвердить, что Талботт взял эти дизайны и продал их Бродайку. Таким образом, станет ясно, что Талботт убил Кейса. Из нас пятерых если кого и можно заподозрить, так это мисс Руни и этого конюха с их обоюдным алиби.
— Чепуха! Вам обязательно хочется её в чём-то подозревать. Доказуемо только одно: она была несправедливо обвинена в краже. А несправедливое обвинение мучит куда больше, чем обоснованное. Мистеру Талботту вы можете предъявить обвинение в воровстве, по меньшей мере… Я чрезвычайно занят. Благодарю вас за звонок.
Поул был склонен ко всяческим предложениям, но Вулф избавился от него, испил ещё пива, повернулся ко мне:
— Тебя ждут там через двадцать минут, Арчи, а учитывая твоё пристрастие к быстрой езде с последующим арестом за превышение…
У меня был один-единственный прокол за превышение за последние восемь лет. Я направился к двери, но повернулся перед выходом и заметил с горечью:
— Если вы думаете, что я еду забавляться, это глубокое заблуждение. Кто последним видел Кейса в живых? Полицейский. Он, именно он! И к кому я его доставлю? К вам? Нет! К инспектору Кремеру!
Глава 8
Было солнечно и тепло — для октября, и поездка в город доставила бы мне одно только удовольствие, кабы не досадливое чувство, что меня хотят обвести вокруг пальца. Оставив машину на Шестьдесят пятой улице, я обогнул угол дома, прошёл квартал, пересёк западную часть Центрального парка — там человек в униформе манипулировал уздечкой своего коня. Я предъявил ему документы и высказался в том смысле, что это очень мило с его стороны при такой занятости выкроить для меня время.
— О! — воскликнул он. — Выдающееся светило! Так?
Я занял оборонительную позицию:
— Выдающееся? Как рыбье яйцо в банке икры.
— Выходит, питаешься икрой?
— Погоди-ка, — пробормотал я, — давай начнём сначала. — Я промаршировал четыре шага к столбу, сделал «кругом», вернулся к нему и провозгласил: — Я — Арчи Гудвин, работаю на Ниро Вулфа. В управлении мне разрешили задать тебе пару вопросов, и я был бы тебе за ответы весьма признателен.
— Ага! Мой друг из пятнадцатого отдела рассказывал про тебя. По твоей милости его чуть не заслали на болота.
— Выходит, ты заранее против меня настроен. Я тоже — но не против тебя. И даже не против твоей лошади. Кстати, о лошадях. В то утро, когда ты увидел Кейса на лошади, незадолго до убийства, — в котором это было часу?
— В семь часов десять минут.
— С поправкой на минуту-другую?
— Без всяких поправок. В семь десять. Я тогда был в утренней смене, она кончается в восемь. Я очень занят, у меня совсем нету времени, вот я и дожидался Кейса, чтоб он проехал мимо по своему расписанию. Очень мне его конь нравится, светло-гнедой, лёгкий ход.
— А как он выглядел в это утро — как обычно? Спорым и скорым? — Вглядевшись в выражение его лица, я добавил поспешно: — В общем, меня интересует, его ли лошадь это была?
— Ещё бы! Ты можешь ошибаться в лошадях… А я-то их знаю!
— О'кей! Я тоже их знал когда-то мальчишкой на ферме в Огайо, но вышло так, что утратил с ними контакты. Ладно, перейдём к Кейсу. Был он весел — или нос повесил? Или ещё что?
— Был абсолютно нормален. Как всегда.
— Ты с ним общался?
— Нет.
— Далеко находился от него?
— Двести семьдесят футов. Собственными шагами промерил.
— Не трудно показать мне это место? Где был он и где ты?
— Может, и трудно, да у меня есть приказ.
Высшая вежливость требовала, чтоб он взял свою лошадь под уздцы и проследовал со мной до места пешком. Этого он не сделал. Он забрался на свою скотину и проехал до парка верхом, а я плёлся сзади, и это ещё не всё — должно быть, он подал ей условный знак: дескать, не смей медлить! Никогда ещё на моей памяти лошадь не ходила так быстро. Я дал своим ногам максимальную за последние годы нагрузку, отставая шагов на тридцать, когда она наконец забралась на макушку бугра. Там, справа по склону, деревья, низкорослые и высокорослые, слева кустарник, но посерёдке хорошо просматривается лента тропы. Она образовывает почти прямой угол с нашим наблюдательным взором, и до неё добрая сотня ярдов.