— Это еще сезон дождей не начался, так что радуйся и не ной, — Рада была равнодушна и к жаре, и к духоте.
На границе пришлось заплатить заметную сумму, чтобы таможенники позволили провезти некую полоумную и немую леди. Вервольфы долго по-собачьи принюхивались, цеплялись, но все же сдались при намеке на договор с помощью денег. На второй границе сгорела еще одна пачка инстедов. Зато я поняла, что во мне умерла блестящая актриса.
— Сигна новая готова к приезду будет. Нужно только найти материал подходящий и терминал, — проворчала вампирша, глядя в спину довольным таможенникам. Еще бы им не быть такими довольными, куш-то сорвали приличный.
Пластик, тот самый, разыскали далеко не сразу. Рада бойко сновала вдоль лавок, внимательно всматриваясь в лица и изредка контактируя с отдельными торговцами, Уэлл огромными глазами поглощал новую сторону мира, а любопытный Ридий самым натуральным образом страдал от незнания царящего как в самом Осар-Бихти, так и по всей Бадии, языка.
Я тоже страдала, но — от непривычной жары.
Осар-Бихти действительно поражал воображение. Яркий, красочный, будто сошедший с ярких туристических буклетов, он был многолик и непостоянен. Тянулись к небесам оплетенные зеленью полуразрушенные небоскребы, оставшиеся в наследие от древних, поражали роскошью и помпезностью головокружительные виллы, ужасали грязью и смрадной вонью трущобы, замирало сердце при взгляде на кружевные белоснежные дворцы и томительно что-то мелодично перебиралось в душе, когда волны нежно облизывали берег. Этот город был создан для ночных феерий и красавиц всего мира, он не мог существовать без многоголосия и столпотворения, он умер бы без льющейся со всех сторон музыки и карнавальных зрелищ, он угас бы без завораживающих уличных танцев и проворных рук, ловко обчищающих карманы незадачливых туристов. Каждый ручей, каждый лист пышных пальм, каждый искрящийся на свету камень шептал, утверждал, настаивал, что это и есть рай, где ангелы на время снимают нимбы, а черти отставляют в сторону вилы.
Подшитый переводчик довольно быстро подстроился под новую речь, звучащую то ли пересыпью мелкой гальки в прибойной волне, то ли шелестом соскользнувшего шелка с бархатного плеча томной дивы.
Разменянные не с первого раза инстеды стали звонкими шалишами, распечатанный терминалом документ на имя Даризы Лотунг на вид ничем не отличался от предыдущего, настоящего. Я почувствовала что-то сродни грусти, перестав быть Кармой Рутхел. А ведь не так уж и скверно звучало, на самом деле.
Теперь же Рада терзала Скрибер и надежных людей в поисках информации о недостающем камне из ожерелья «Вдовьи слезы», мужская половина команды украдкой лезла в игровые сети, а я мучительно перечитывала набранные Гарором строки. Молодой король выступил со скорбной речью, глубоко сожалея о несчастье, случившемся с четой Рутхелов. Равид Мирный со слезами на глазах был вынужден заявить о том, что он не может оставить страну без хранителя более, чем на десять дней. Поэтому, если в течение этого срока не будет никаких вестей о господине Рутхеле, то за час до полуночи ему придется начать проведение Переменного Собрания.
«Переменное Собрание» — любезно продолжал писать не терявший надежды Гарор, — «представляет собой закрытые переговоры в течение одной (или более) ночи, в которых участвуют как члены королевской фамилии, так и главы могущественнейших кланов Фортисы».
Клан же Рутхелов признают более не существующим, по нему объявят траур. И даже если Арвелл появится после исторического сборища, то это уже не сыграет никакой, по большому счету, роли. К сожалению, добрых вестей пока не имелось, футурологи бессильно разводят руками, а в Роузветле начинаются волнения. Люди искренне верят в возращение хранителя и питают слабую надежду, что новыми стражами покоя страны не станут Скайнеры, Срибрисы и им подобные.
Мне очень хотелось ответить, приободрить старика, прокричать, что я еще жива, что я делаю все возможное. Но разве можно так рисковать? Пока вездесущие тени растрезвонили по всему миру о моей гибели, есть еще эта фора, дарующая вероятность с меньшим количеством препятствий продвигаться к цели.
— Рада, нам осталось на все десять дней, каких-то десять дней. Я не знаю, что делать.
Замерли, оторвавшись от игр, Уэлл и Ридий, скептически подняла брови вампирша.
— Десять? Видать, сильно трясется над собственной шкурой Равид. Хотя оно понятно, первенец вот-вот родится. Но все равно, я надеялась, что до Переменного Собрания он оставит хотя бы месяц. Что ж, нам придется поторопиться.
— Но как? Рада? Как мы успеем?
— С помощью денег, обаяния и порталов. Как только мы найдем то, на что согласится обменять «Черного Принца» Скряга, то при удачном стечении обстоятельств сможем добраться до Айли-Ивижских островов в течение дня. Сколько денег тебе перевел Авроз Виждеч?
— Двести семьдесят тысяч инстедов. Но осталось уже двести сорок.
— Неплохо. У меня при себе пока тридцать две тысячи. При необходимости могу запросить перевод на сумму в шестьдесят тысяч. Если совсем все плохо будет, то достану еще примерно же столько. Что у тебя, ушастый друг?
— А ты клыкастая подруга, — фыркнул эльф.
— Уэлл, я серьезно, — осадила Рада, — время игр кончилось. Итак, сколько тебе в дорогу дал Стенхал?
— Восемьдесят пять тысяч.
Ридий густо покраснел. Услышав такие сумасшедшие суммы, он, похоже, почувствовал себя жалким оборванцем, нелепой и мешающейся нагрузкой.
— Эй, ты чего? — Шепнул эльф. — У меня еще двадцать есть, если что, скажешь, что твои.
— Я все слышала, Уэлл. Ридик, мы сейчас не соревнуемся, кто богаче, не переживай. Дело совсем в другом.
— В чем? — Грустно протянул парень.
— В том, что придется за проходы через порталы платить. И поверь мне, как выразился Уэлл, клыкастой, хорошо, если мы будем обходиться десятками тысяч.
— Ого… — только и смог выразить изумление Ридий.
— Вот-вот. Но теперь возвращаемся к работе. Ридик, проверяй грядущее. Уэлл, закрывай своих разбойников и проверяй все зарегистрированные порталы в Осар-Бихти, на островах и вообще на территории Каенаты. Наткнешься если на незарегистрированные или недействительные, то тоже отмечай. Карма, ты что-то хотела?
Теперь просить, наверное, было неуместно. Но, с другой стороны, а будет ли теперь время, когда станет уместно?
— Можешь написать Гарору? Так, чтобы он понял, что я жива?
— Подумаю, — склонила голову вампирша, — хорошо. А ты попробуй посмотреть, что там с нашим Дасао Греккером? Может, полезное что-то найдешь.
Послушно дрогнули пальцы, возвращаясь к исходной таблице Скрибера.
Но меня терзал еще один вопрос. Один простой и все же очень важный вопрос. А что мы сможем сделать, когда черный бриллиант попадет им в руки?
«Не торопи события. Сначала получите его».
Юси была права, и я, теперь подгоняемая столь малым сроком, отведенным королем, стала усердно выискивать в сети те крупицы информации, которые могли нас хоть на чуть-чуть, на йоту приблизить к заветной цели. Увы, это действительно были крохотные и бесполезные обрывки сведений. И сколько я не пыталась нарыть пару лишних предложений, все, что попадало мне в руки, имело ценности не больше, чем подобранный на мостовой камень.
После, когда мы обменялись результатами своих трудов, то совсем приуныли: сведений оказалось слишком мало, чтобы пробудилась хоть какая-то толика оптимизма. Если верить сети, то «Вдовьи слезы» стали порождением сумасшедшей ведьмы Дарьевы Хрустлинг-Гелай, жившей более полувека назад. Вернее, Дарьева была до поры до времени среднестатистической магичкой эмоционального профиля, пока на старости лет не потеряла голову от любви к некому Кришу. Бич всех ведьм такого профиля — постоянная потребность в поддержании своих магических сил за счет эмоций сторонних людей. Похороны или свадьба, рождение ребенка или сгоревший дом — все это манило стервятниц не хуже, чем вампира свежая кровь. Нередко такие особи селились возле погостов, питаясь чужим горем. Если ведьма пила эмоции один-два раза, то редко это сказывалось как-то на жертве. Но если присасывалась к кому-то намертво, то почти всегда сводила жертву в могилу. Ослепленная любовью, Дарьева истощила своего возлюбленного. А когда поняла, что натворила, то пролила девять черных слез и, дико хохоча, сама сгинула бесследно. Черные алмазы огранили и заключили в платиновое кружево. Само ожерелье не слишком ценилось, ибо, как артефакт, нередко уступало по силе иным магическим предметам, и поэтому постоянно переходило из рук в руки, от одного дома к другому. В процессе перемещений и был утерян один камень, ожерелье резко упало в цене и еще чаще стало использоваться в качестве разменной монеты. Потом оно лет на десять затерялось в чьих-то сундуках, пока внезапно не возникло на аукционе…