Я решила от греха подальше покинуть эту комнату. Может быть, именно его надо как-то запустить, чтобы получить сокровища. А, может, напротив, оно способно превратить темницы в смертельную ловушку. Нет уж, сначала исследую все остальные места, а затем, если потребуется, вернусь к машине.
Снова ниши, решетки, осклизлый коридор, обрывающийся каменными выщербленными ступенями, вырубленными прямо в породе и ведущими еще ниже. Куда уж ниже? К счастью, лестница оказалась непродолжительной, она уперлась в небольшой и почти круглый грот. Воздух здесь оказался еще более спертым и тяжелым, желание выбраться отсюда поскорее усилилось. Но нет, не отступлю, пока не проверю эти семь дверей. Да, семь. Я медленно двинулась по часовой стрелке, успешно отворяя каждую дверь, но натыкаясь лишь на горестно раззявившие пустые рты сундуки. Правда, иногда факел выхватывал неверный блеск, но я с разочарованием поднимала с пола мелкую монетку, пусть даже и золотую. Где же сокровища? Неужели что-то произошло такое, что Рутхелы были вынуждены избавляться от богатства? Нет, скорее неумеренно тратили, предаваясь развлечениям… Или это уже сомнительная заслуга самого разноглазого? Лишь последняя, седьмая дверь вырвала из моей глотки победный клич. Вот они! Вот они, родные, милые, желанные! Я припала к сундуку, нежно погладила мореные доски и обитые железом углы. Мало, гораздо меньше, чем я ожидала, но все же они были здесь — изумительные ожерелья и сверкающие перстни, облагороженные кубки, массивные слитки и вливающиеся горстями в ладони монеты, завораживающие нити корундов и жемчугов, диадемы с бриллиантами и браслеты с сапфирами. Что из всего этого станет моим? Что зовет меня сильнее, трепетнее? Что дышит живее, звучит мелодичнее? То старинное ожерелье и превосходными изумрудами? Тот огромных размеров сапфир, от которого просто невозможно отвести глаза? Или эти прекрасно ограненные бриллианты, созвездием рассыпавшиеся по золотой основе?
Время еще есть, я еще почувствую, пойму, выберу безошибочно и без сожаления. Пусть сейчас мне тяжело расстаться со всей этой прелестью, пусть на сердце зарождается тяжесть разлуки, и так нелегко прощаться, пусть и на время, с этими остывшими без долгого внимания камнями, отводить взгляд от причудливо множащих образы граней, но я не буду в этот раз торопиться. Я вернусь тогда, когда нужно будет вернуться.
Не сейчас, позже.
Глава 14
Еще один день загорался вечерним огнем. Розовели редкие облака, протягивались золотистыми струнами небесного инструмента. Кто переберет их пальцами и родит заоблачную музыку? Чье умение оживит голоса далеких сфер, что прольются гармонией на умиротворенную морскую гладь, шелковисто переливающуюся под ласками ветра?
Я провожала взглядом солнце, еще яркое, но наливающееся первым румянцем. Заходит, закатывается, чтобы умереть, а завтра возродиться вновь. Пора и мою жизнь закатывать, менять, возрождать уже в ином качестве, пока я не привязалась слишком сильно ко всем обитателям этого удивительного острова. Нет, нет для меня ничего более опасного, чем крепкие связи, чем первые проблески нежелания расставаться. Сегодня это мимолетная нить, которую можно разорвать, а завтра уже кованые цепи, стесняющие движения и не отпускающие на волю.
В двух шагах и через тысячи расстояний возвышался Арвелл. Ветер трепал его волосы, так и не подстриженные умелой рукой, солнце щедро рассыпалось золотом по прядям.
— Хорошо иногда быть драконом.
— Иногда?
Не ответил, и я поняла, что и ждать не стоит продолжения. Да и вопрос неуместно прозвучал, как какая-то мелкая и никчемная придирка.
Прозрачный завиток облака растекся, изогнулся силуэтом истомленного скитальца. Скиталец превозмог усталость, распростер в немой мольбе руку, и кто-то великий, смилостивившись, позволил ей обрести силу крыла, потянувшего прочь от земли, переполненной несовершенством во всех его обличьях.
— Полетишь?
Пойдешь? Последуешь?
Не это прозвучало в высушенном слове, лишь пустота, слишком глубокая, чтобы пытаться в ней что-то искать.
Нет, не могу, не стоит. Но…
— Нет… хотя…
И все же я прикусила губу, чтобы бездумно не выплеснуть не те слова. Ведь слишком прямолинейно это будет. А, с другой стороны, чего ждать? Что нужно было сказать — сказано, что можно было сделать — сделано. И нечего тянуть, откладывать. Меня ждет новая, независимая и свободная жизнь, и следовало уже достойно распрощаться со старой. Все ведь найдено…
— Ладно, полечу. Только пообещай мне выполнить кое-что.
— Что?
— Сначала пообещай.
— Драконы не обещают просто так.
— Что, будем препираться? — Улыбнулась я, но без веселья.
— Да, — серьезно ответил Арвелл.
Вот что за мужчина? Где не надо, упрямства хоть отбавляй, а где нужно, там вся решимость куда-то вдруг испаряется и мгновенно сводится к нулю.
— Ладно, твоя взяла.
Неуместно вздохнула, продолжила через силу:
— Короче, титулованный ты наш, полечу, если потом женишься на Эллис. И не строй из себя невесть что, такой второй девушки ты днем с огнем не сыщешь, понял? Дураком полным будешь, если упустишь свое счастье.
Ни мускула не дрогнуло. Обсидиановая статуя с мраморным ликом.
Хоть услышал сказанное?
— Я за веревкой, — ожила статуя.
— Иди…
Ветер тепло гладил по щекам и нежно теплел солнечный свет. А все же ведь прекрасно складывалось, просто замечательно, и на душе так спокойно и мирно. Почти. Лишь легкое сожаление о том, что этот полет будет действительно последним. Зато сколько всего впереди! Новый мир распахнет свои объятия и примет чужестранку, проведет на пьедестал и свергнет в бездну, развернется то прелестным боком, то уродливым, сверкнет черным глазом, затем белым, чтобы цепко разглядеть душу, а следом то, что еще глубже.
Почему же что-то гложет мое нутро? Привязанности? Да, появились эти проклятые, ненавистные мне привязанности, еще не набравшие силу, но уже дающие о себе знать.
Под ноги, свившись кольцами, упала веревка.
Терпеливо изваянием ждал дракон, невыразимо прекрасный и все же внушающий трепет особой, древнейшей, силой.
Я не удержалась, провела ладонью по крылу, прежде чем взобраться на спину.
Крыло отозвалось и снова застыло.
Надо будет не забыть сказать Эллис, чтобы она также, вместе с ним, поднималась к небесам. Да ведь боится, дуреха. И сколько времени пройдет, прежде чем сообразит, рискнет? И рискнет ли?
— Погнали, Арвелл, нас ждет небо.
Небо равнодушно приняло тяжело поднявшегося дракона и меня, его спутницу, прильнувшую к чешуйчатой шее. Так и казалось, если бы не костяные гребни — обвила бы руками, прижалась бы щекой. Я даже себе не могла объяснить, почему так получалось: холодное безразличие к Арвеллу-человеку, но особая теплота к нему в зверином обличье.
В этом мире я действительно стала какой-то странной, ненормальной.
Кружили молча, намертво выжигая в памяти чудную вязь озолоченных облаков и жадно впитывая разлившуюся по небосклону расплавленную медь. Дракон как-то особенно бережно спускался к поверхности моря, косо вспарывал крылом мелкую волну, рождая всплеск жемчужных брызг, и неуклюже, сдерживая себя, устремлялся вверх, так, чтобы больше половины умирающего солнечного диска было видно нам обоим. Замер, словно забыв о том, что ничего его не держит, не подстраховывает. Резко вздрогнул, взмахнул крыльями. Изогнул шею и сразу же выпрямил едва ли не струной, вскинув морду к безразличным алеющим небесам, но не столб пламени исторг, а злой и протяжный то ли рык, то ли клекот.
— Тише, тише, — ладонь проскользнула с одной чешуйки на другую, продвинулась дальше, — ну что ты? Что же, а? Ар…