Воспоминания о детстве были разрозненны и выстреливали из прошлого яркими мазками, будто кляксы с кончика перьевой ручки. Там были игры в детском саду, ненавистная манная каша, первый велосипед (его мне подарила соседка, когда ее сын ушел служить на флот), первое купание в реке с большим надувным кругом (тоже дар соседки), первый день в школе, первая двойка у доски… Обычные воспоминания обычного человека. Только я не видел там родителей. Ни мама, ни папа как будто не принимали участия в моем воспитании, хотя мы тогда уже жили в крошечной квартире. Но кому, как не им, заботиться обо мне? Если я играл, то или сам с собой, или с другими детьми. Если я катался на велосипеде, то опять же в компании другого мальчика и его мамы, но не моих родителей. Зимние прогулки на лыжах в парке – опять я один.
Когда же родители появились в моей жизни?
Первое воспоминание о нашем общем досуге было довольно странным. Я брел вдоль витрин огромного магазина, глядя на все товары снизу вверх, и по привычке взял руку рядом стоящего мужчины, который, слегка удивившись, внимательно посмотрел на меня.
«Я не твой папа», – улыбнулся великан, и тут подоспел настоящий отец.
Вместе с ним из глубины магазина появилась мама. Они забрали меня у дяди, явно испытывая чувство стыда за то, что оставили ребенка. Витрины вновь замелькали перед глазами…
Вспомнилось еще, как мы ходили в кафе – единственный раз. Потом не было даже «Макдоналдса». Запрещали без объяснения причин. А я ходил и облизывался на чужие игрушки из «хэппи мила», просил поиграть. И чаще всего мне отказывали. Так вот, то кафе мы выбирали очень долго. Как мне тогда казалось, ходили бесцельно по улицам, не решаясь никуда зайти. Почему? Зачем? Мне никто не объяснял, просто ставили перед фактом и дальше тянули за руку. Наконец мы зашли куда-то, сели за стол. Но радости не было, только напряжение на лицах родителей. Будто они мучили сами себя, а не хотели провести выходной весело. Я наблюдал, как взрослые читали меню и говорили официанту причудливые слова, а я сидел и молчал, думая, что так и должно быть. Потом вспомнились бабушкины похороны, как продавали дачу – теперь я проводил все каникулы в каменных джунглях…
Ощущение покинутости не оставляло меня.
Всегда и всюду один. Я сам по себе, а родители сами по себе. Мы были настолько далеки, что им было все равно, как я учился, хотя учился я и хорошо.
«Да какие там дела в двенадцать лет?» – слышался мамин голос.
«Да это ерунда», – отмахивался отец, когда я пытался рассказать о ссоре с одноклассником.
Когда я был подростком, мы почти не разговаривали. Я чувствовал, что родители чужие мне и мы только делим одну жилплощадь, причем временно. Вечные срывы матери то на мне, то на отце. Вечные жалобы на нищенское существование да на меня бездельника, который не пошел учиться на многообещающие профессии. Например, сын Ольги хотел стать стоматологом, а еще чей-то сын собирался устроиться работать на таможню, а это очень денежные места. А я? Я всего лишь поддался на их же уговоры, что математика и физика для мальчиков, и пошел на информационные технологии «получать грошовую зарплату в НИИ».
Да и вообще, что бы я ни делал, чьи-то сыновья оказывались всегда лучше, проворней и смекалистей. Все уже работали, а я сидел на родительской шее. И кто-то наверняка позавидовал бы такой моей жизни, но…
Я завидовал тем, у кого сложились доверительные отношения и была искренняя радость от общения с родителями, а не обязаловка позвонить им раз в неделю и сказать монотонным голосом: «У меня все хорошо». Ведь им без разницы, как у меня дела, эти звонки для галочки. Быть может, я несправедлив, они дали мне что могли, даже квартиру, доставшуюся неимоверным трудом… Но лучше бы я снимал ее, чем слышал каждый раз упреки в свой адрес, что я на нее не заработал и живу в их квартире.