Крик Антона резко ударил по ушам всем находящимся в машинах, а по кузову последней машины, которая ушла в резкий разворот, скользнула ещё одна граната, уйдя в многострадальный лес, и там взорвалась, не причиня людям никаких бед.
- Продолжать всем движение кроме Второго. Второй – в крайнюю правую, затем на обочину и плавный стоп. Не бойтесь – мы за поворотом и нас не смогут достать ни из гранатомётов, ни с автоматов. Всем водителям вернуться к изначальному порядку следования. Второй догонит, не беспокойтесь. Машинам ГАИ – приказ возобновить движение через две минуты и вернуться к сопровождения колонны. Машине с охраной у Второго. Вас что, не касается общая команда? Уехали, быстро! Послушались… Вот и молодцы…
Антон открыл глаза и посмотрел на майора и отца. Первый был бледен от осознания того, чего только что избежали вверенные ему люди, а второй… Папа волновался не зря. Точнее, он думал, что всё закончилось, но нет, самое тяжёлое было впереди…
- «Малыш, готов?
- «Да. Командуй.
- «Ты чувствуешь всех?
- «Да. Они под контролем. Кроме боевиковвдоль дороги, сзади есть ещё один, в пятистах метрах. Он, похоже, контролёр».
- «Тогда не будем миндальничать – работать станем по максимуму. Полная парализация всех, кроме контролёра. Того лишим возможности работать ручками и ножками».
- «Но, Антон… Там же дети. Они не смогут дышать и погибнут. Так нельзя».
- «Не надо спорить. Посмотри что под ними, под каждым из лежащих. Не понимаешь? Это гранаты и мины на боевом взводе. Малейшее движение и взрыв разметает всех вокруг – и своих и чужих. Не веришь? Загляни хоть одному их этих подростков в разум. Там нет ничего человеческого кроме злобы на всех и на вся. Это уже не люди, а роботы, запрограмированные на уничтожение противника. Может быть, они и были когда-то людьми, но это было давно».
- «Прости, братик, не могу. Это выше моих сил. Я не могу вот так хладнокровно убить почти десять человек».
- «Подумай над тем, что эти люди сделали бы с тобой, получись у них захват тебя и меня. Страшно подумать. А с парнями в конвое? А с папой и майором? Они же убили бы всех без сомнений и сожалений».
- «Я не могу, прости. Всё понимаю, но не могу. Если бы в прямом бою, один на один. Или это были бы твари, но так…»
- «Я тебя понимаю и не осуждаю, половинка моя прекрасная. Поэтому прошу одного – поделись со мной силами, а всё остальное сделаю сам. Время уходит. Сейчас или мы их или они нас, может чуть позже. Должно всё закончиться здесь и сейчас».
- «Я люблю тебя, братик, и всё понимаю. Прости за слабость. Действуй как считаешь нужным и бери всю мою силу без остатка».
- «Поставь метки на тех, кто в городе. Мне их не достать, я держу под контролем тех, кто рядом с нами. По меткам тех позже смогут обнаружить Братья. Начали».
Сергей Павлович и майор видели, как спустя минуту сначала забился в судорогах Антон, а вслед за ним и девушка. Парень через секунду обмяк, потеряв сознание, а его сестра, открыв глаза, залилась слезами, судорожно обнимая брата, словно желая слиться с ним в единое тело.
- Воды ему дайте. Как можно больше пить, – раздался хриплый прерывистый голос девушки и в ту же секунду мужчины заметались от кулера к паре, что лежала на откидной койке и обратно. Антон, в почти бессознательном состоянии, автоматически протягивал руку за стаканом воды и через пару секунд отдавал уже пустой.
Вскоре парень замотал головой, давая понять, что больше пить не хочет, зато его сестра прошептала, – «Пить», - и беготня снова возобновилась.
- Машине Два. Возобновить движение, – еле слышно прошептал Антон. – Николай. Мы почти всех уничтожили. Остался один, точнее одна. Это женщина, насколько понял. Её парализовало. Она в полукилометре от основной группы на опушке леса. Передай тем, кто будет осматривать трупы у дороги – почти под каждым граната или мина. Все на боевом взводе. Это были смертники – они знали на что идут…
Майор передал команду водителю на движение и машина, чуть заметно качнувшись, двинулась по намеченному маршруту, догоняя остальную колонну, а Николай стал передавать по команде информацию, что только что услышал от парня.
А парень с девушкой, так и не разомкнув объятий, затихли, провалившись в сон, но не прошло и несколько минут, как их обоих затрясло.
- Холодно очень, - пожаловалась девушка. – Я рук и ног не чувствую – всё замёрзло. Холодно внутри и снаружи. Пап, у тебя нет тёплого одеяла? Антон тоже окоченел, но он уже не чувствует, провалившись в небытие, а я вот держу его душу и сознание, но сил не хватает. Если он уйдёт, то и я вслед за ним. Прости, пап, но я без него жить не смогу. Холодно!!!
Сергей Павлович скинул с себя куртку, а потом и тёплый свитер, оставшись в тонкой футболке. Вслед за ним практически всё скинул с себя и Николай, видя состояние тех двух, что только что спасли жизь многим из его команды, а может и его собственную. Он по рации попросил водителя включить на максимум обогрев кунга, но этого явно не было достаточно. Потом, оглядев быстрым взглядом, чем можно ещё накрыть ребят, остановил глаза на газовой плитке. Быстро опустив её на пол, включил горелку на максимум и поставил под подвесную койку, положив сверху на подставки толстый стальной лист, который служил до этого столешницей маленького столика.
Повернувшись к Ярому, пояснил.
- Ребятам будет тепло, да и пожара не будет. Мы так раз делали, когда зимой машина сломалась далеко от Москвы. Сидели здесь впятером и ждали помощи, лишь изредка открывая дверь, что бы не задохнуться. Когда через три часа приехала техничка-эвакуатор, наши коллеги были в шоке – на улице за тридцать мороза, а тут выходим мы – все в тельняшках и мокрые от пота.
Ярый улыбнулся, не отрывая глаз от лица сына. Он видел, что детям работа далась тяжело – их подбородки были в крови от кровотечения из носа и искусанных губ, да и из ушей текла кровь, а глаза у дочери, когда та подняла голову, были красные от лопнувших сосудов. Что было с сыном, пока не видел, но, даже не смотря на свой страх за детей, не смел тревожить их странное забытьё.
Они лежали под кучей одежды с закрытыми глазами, очнувшись, но вида не подавали. Их тела уже согрелись. Особенно было приятно, что теплой оказалась сама койка, до этого холодная, жёсткая и неудобная.
- «Малыш. Мы живы?»
- «Живы, братик, живы. Даже способность общаться, к моему удивлению, не потеряли».
- «Если даже только это одно сохранилось, великое благо. Но мне кажется, что в нас произошли какие-то изменения. Не пойму какие, да сейчас это и не так важно. Потом разберёмся. Знаешь, что мне сейчас хочется больше всего?»
- «Знаю. Как и мне – съесть что-нибудь такое… Большое и вкусное. И что бы есть-есть-есть… Слушай, Тошка. А если в этой конуре есть плитка, то может и пожрать что-нибудь найдётся? Если нет, то я сьем заживо майора. Он хоть и жилистый и, скорее всего, не вкусный, но организм требует питания, а вот других более подходящих объектов не наблюдаю».
До Арины совсем неожиданно донёсся тихий смех брата. Присущий не какому-то полуживому или измученному человеку, а вполне здоровому и нормально себя чувствующему.
- «Не надо есть Николая. Он показал себя не с самой плохой стороны. Так что оставим его в живых. Не знаю как ты, а вот мне вполне хватает твоего красивого ушка. Вкусное… не могу остановиться».
Арина почувствовала, что брат и в самом деле посасывает мочку её уха и чуть ли не урчит от удовольствия.
- «А ну брысь, извращенец. Мои ухи... Или уши? Не, ушки, так будет правильнее… не для тебя, а для будущего мужа. Вот ему позволю делать с ними что захочет. Тошка, гад, не кусайся. Что за манера, а? Чуть ожил и сразу стал хулиганить. Брысь, котяра ободранный, кому сказала?»