— Объяснил бы ей, что я твоя сестра, о существовании которой ты ничего не знал. Как в сериале. Она смотрит сериалы?
— Наверное, смотрит, — подумав, ответил Данилов. — Извини, мне нужно переодеться.
— Какой Версаль, — пробормотала Марта. Швырнула свой плед в ближайшее кресло и побрела на кухню.
Данилов всегда так разговаривал, и время от времени ее это раздражало.
Сегодня особенно, потому что она нервничала и не знала, как скажет ему об этом.
Как?!
Он приехал такой усталый, такой обыкновенный, такой всегдашний Данилов, которого она знала уже пятнадцать лет, и вся ее решимость лопнула как мыльный пузырь.
Может, не говорить?
Она думала всю ночь и еще весь день, сидя на работе и сосредоточенно глядя в компьютер.
«Работаете? — игриво поинтересовался шеф, проходя мимо. — Это правильно. Работайте много, и вам воздается».
Ему самому давно «воздалось» — «БМВ» был самой последней модели, и жена со чадами и домочадцами проживала в мирном городе Лондоне, не мешая отцу и супругу в его многотрудном деле добычи денег. Марта работала много, но ей почему-то до «БМВ» и города Лондона было далеко. Видимо, все-таки не всем воздается одинаково.
Или сказать?
Хуже всего то, что она даже представить себе не могла, как отреагирует Данилов на ее сногсшибательное сообщение. Скорее всего скажет в своей обычной манере «Очень хорошо», и ей придется после этого повеситься.
Повздыхав, Марта зачем-то передвинула кастрюли на сверкающей эмали плиты. У Данилова было две кастрюли — красная и белая. Когда Марте приходило в голову поразить его воображение каким-нибудь кулинарным шедевром, приходилось изобретать совершенно дикие технологии. Технологии — это было его слово.
Например, в прошлый раз она запекала мясо в керамической миске, поскольку обе кастрюли, и белая, и красная, оказались заняты. Миска почему-то не треснула и не сгорела, а мясо получилось превосходным, и Марта решила, что придумала совершенно новый способ приготовления свинины.
— Данилов, ты ужинать будешь? — крикнула она, задрав вверх голову, и прислушалась. Из спальни не долетало ни звука. — А, Данилов?
— Да, спасибо, — сказал он совсем близко, и Марта вздрогнула. — Ты остаешься ночевать?
Она пожала плечами, глядя, как разгорается огонь под красной кастрюлей.
— Если остаешься, я открою вино.
— Я вполне могу тяпнуть и поехать.
— Нет, — сказал Данилов твердо, — не можешь. Снег, дороги очень плохие.
— Наплевать на дороги, — пробурчала Марта. — Давай свое вино, Данилов.
— Значит, остаешься, — подытожил он. — Что у нас? Мясо или рыба?
К рыбе полагалось белое вино, а к мясу красное. И никогда наоборот.
Правила есть правила. Запивать шампанским картошку — преступление.
Локти на столе — ни в коем случае, даже дома. Пиво из горла — отвратительно.
— У нас рыба, — проинформировала Марта, — я с ней возилась целый час. Постарайся выразить что-то вроде восхищения.
— Постараюсь, — пообещал Данилов. Подумал и добавил: — Я всегда очень благодарен тебе за твои усилия. Спасибо.
— Пожалуйста.
Он осторожно вытащил пробку и посмотрел на Марту.
— Что с тобой? Ты чем-то расстроена?
— Ничем я не расстроена.
— Работа? Или… Петя? Он в Москве?
— Улетел, — сообщила Марта, — на три дня. Скоро прибудет. Просил не скучать.
— А ты скучаешь? — спросил Данилов рассеянно.
Ну как с ним разговаривать? Как?!
Марта сердито уселась за стол, немедленно поставила на него локти и залпом выпила полбокала. Вернее, не бокала, а того количества вина, что Данилов налил ей.
Данилов молча смотрел на нее.
— Я беременна, — выпалила она и допила вино. — Наливай еще.
Данилов ничего не понял.
— Ты… что?
— Я ничего, — ответила Марта злобно, — со мной все отлично. Я в интересном положении. Жду ребенка. С женщинами время от времени такое случается.
Данилов подлил ей вина. И себе подлил тоже.
— Я поздравляю тебя, — сказал он растерянно, — это хорошо. Это хорошо, да?
Хорошего было мало.
Ему не нравился ее Петя, не нравился его образ жизни, не нравилось его отношение к Марте. Ничего не нравилось.
Петя любил сало, жареную картошку и, подвыпив, заставлял всех петь хором «на тот большак, за перекресток». Кроме того, он писал стихи и декламировал их при каждом удобном и неудобном случае. В особо патетических местах голос у него дрожал и срывался — «от чувств-с», как говорил дед Данилова, когда рассказывал про очередную защиту очередной докторской, на которой ему приходилось присутствовать. Марту Петя интимно прижимал к своему боку, слегка трепал по коротким волосам и говорил задушевно, что ему «никогда не везло с женским фактором и вот наконец-то повезло».