Розы всех мыслимых оттенков украшали стол, придавая яркости и самому залу, роскошному, но однотонному. Ни на одном из других столиков цветов не было, только бронзовые подсвечники, увенчанные горящими белыми свечами, — должно быть, герр Мандль специально заказал их для этого случая. Очевидно, он с самого начала не сомневался, что мои родители не смогут отказать ему в свидании со мной.
Герр Мандль пресек все попытки метрдотеля усадить меня и сам выдвинул мягкий стул с полосатой обивкой. Хоть я и удобно устроилась, но все же чувствовала себя неловко в том платье, что выбрали мы с мамой. В зеркале оно казалось простым и достаточно скромным. Но здесь все дамы были разодеты по последней моде — в платья, сшитые из тонких полосок дорогой ткани, украшенных сверкающими нитями. Рядом с ними я выглядела просто монашкой.
Мандль деловито осведомился, что мне нравится из еды и какое вино я предпочитаю, а затем спросил:
— Вы не будете возражать, если я сам сделаю для вас заказ? Я здесь часто бываю и имею кое-какое представление об их лучших блюдах. Мне бы очень не хотелось, чтобы вам пришлось разочароваться.
Многие мужчины брали заказ на себя, даже не спрашивая разрешения, и я оценила его любезность. Однако я понимала, что слишком уж покорно соглашаться не следует: он был сильный человек, и мне тоже следовало продемонстрировать силу в ответ.
— Обычно я предпочитаю заказывать сама, но на этот раз пусть будет по-вашему.
Как я и рассчитывала, мое замечание его приятно удивило. Он рассмеялся — глубоким, мелодичным смехом — и знаком подозвал официанта к столику. Заказав нам устриц и шампанское, а затем шатобриан, он завел разговор о театре. Мандль поинтересовался моим мнением о постановке и распределении ролей в последних спектаклях. Он был хорошо знаком с известными венскими режиссерами, писателями и актерами. Обычно мужчины мало знали мир театра или не интересовались им. Для меня были редкостью и такой содержательный разговор, и его настойчивое желание услышать мое мнение. Это было неожиданно и приятно.
Затем мы молча ели устриц, пока он не спросил:
— Полагаю, вы уже наслышаны обо мне?
Такой прямой вопрос застал меня врасплох. Я чувствовала себя хорошо рядом с ним и на какой-то момент забыла о его зловещей репутации. Не зная, как безопаснее ответить, я решила сказать честно: его беззастенчивая прямота заслуживала такой же прямоты в ответ.
— Да, наслышана.
— И, думаю, не с лучшей стороны.
У меня засосало под ложечкой. Мы-то с родителями надеялись, что вечер пройдет без обсуждения его персоны.
— Но и не только с худшей, — с улыбкой ответила я, надеясь внести легкомысленную нотку в этот щекотливый разговор и, может быть, перевести его на прежнюю тему.
Мандль положил вилку на тарелку, аккуратно вытер уголки губ льняной салфеткой и произнес:
— Фройляйн Кислер, я ценю ваш выдающийся интеллект и не стану утверждать, что слухи, которые распространяют обо мне, ложны. Это правда, что я встречался с несколькими женщинами и что уже был когда-то женат. Верно и то, что в своей работе я иногда имею дело с политическими деятелями и движениями, которые кто-то может счесть сомнительными. Все, чего я прошу, чтобы вы предоставили мне возможность доказать, что я отличаюсь от тех, с кем веду дела, и что я более почтителен с женщинами, чем можно предположить по числу моих связей. Моя репутация — это еще не я сам.
Хоть я понимала, что мои чувства неуместны и с этим человеком следует быть очень осторожной, но все же его слова тронули меня. Я могла его понять. Я ведь тоже пыталась восстановить свое доброе имя после выхода фильма «Экстаз». Сцены с обнаженной натурой и сексом — когда режиссер ткнул в меня булавкой, чтобы вызвать на лице выражение оргазма, — стали поводом к запрету фильма в некоторых странах и цензурным изъятиям в других, и это бросило тень на мое имя. Хотя, конечно, скандал только усилил желание людей посмотреть запретный фильм. Так почему этот человек не заслуживает такого же шанса на искупление своих грехов, какого я искала для себя?
Прежде чем я успела ответить, он вновь заговорил.
— Вы, кажется, колеблетесь, фройляйн Кислер, и я был бы удивлен — может быть, даже немного разочарован, — если бы было иначе. Я не люблю играть в игры, поэтому прошу вас — пожалуйста, позвольте мне выразить мои чувства и намерения напрямую.