— Может быть, они и бывали на христианской свадьбе в качестве гостей. Но сомневаюсь, что многим приходилось смотреть, как в этой церемонии участвует кто-то из них.
— Думаю, ты бы удивилась, если бы узнала, как часто это случается.
Несколько недель после того, как Фриц сделал мне предложение, прошли как в тумане. Как мы и условились, я отыграла в «Сисси» в последний раз и выступила с заявлением: «Я так рада своей помолвке и предстоящему браку, что не стану грустить, расставаясь со сценой. То счастье, которое я чувствую сейчас, позволяет мне с легкостью отказаться от прежней мечты — добиться успеха в театре». Однако когда я готовилась к этому выступлению, то вовсе не чувствовала себя счастливой при мысли о прощании с театром, и, хоть я и не делилась своими переживаниями с Фрицем, он, должно быть, почувствовал это и попытался смягчить удар неожиданной поездкой в Париж за свадебным платьем.
Вместе с мамой, которая решила нас сопровождать, мы провели в Париже три дня. Я мечтала о театре и музеях, памятных мне по прежним поездкам с родителями. Тогда мы с папой и мамой пускались во все тяжкие: останавливались в роскошном отеле Le Meurice, выбранном из-за близости его к Лувру, где мы и проводили все утро, любуясь его бесподобными коллекциями живописи и скульптуры. Мама предпочитала розовую гамму-Фрагонара, папа же подолгу стоял перед приглушенными портретами Рембрандта, а затем мы шли обедать в великолепный ресторан отеля. Потом мама отдыхала, а мы с папой до вечера гуляли по близлежащим садам Тюильри, смотрели на древние тутовые деревья, посаженные еще Генрихом IV, на изящные скульптуры, а иной раз соблазнялись и более простонародными развлечениями, которые мама решительно не одобрила бы: бродячими акробатами, кукольными театрами и миниатюрными лодочками, плававшими по небольшому озерцу. Затем, уже все вместе, мы отправлялись в оперу в Палас Гарнье или на симфонический концерт в какой-нибудь театр, в зависимости от того, какой оркестр хотелось послушать маме с папой. Множество самых теплых семейных воспоминаний было для меня связано с этими парижскими поездками.
Но в этот раз посещение Парижа не предполагало ни прогулок по городу, ни посещений выставок и театров. Фриц назначил несколько встреч с лучшими парижскими модельерами в салонах, расположенных на «бульварах высокой моды» — Камбон, авеню Монтень, Вандомской площади и авеню Георга V. Все эти часы, что мы проводили в модных домах Vionnet, Schiaparelli, Chanel и, наконец, Mainbocher, мама сидела рядом, непривычно молчаливая, а Фриц наблюдал, как я дефилирую перед ним в одном наряде за другим.
В гардеробной Mainbocher Couture House помощница портнихи помогла мне примерить чудесное светло-голубое платье. Ткань облегала фигуру складками, придавая сходство с нарядом греческой богини. Затем девушка отступила назад, чтобы я могла получше рассмотреть фасон в трехстороннем зеркале, прежде чем показаться Фрицу и маме, и я, не сдержавшись, вскрикнула от восторга. Платье шло мне, как не шло еще ни одно другое — оно подчеркивало все достоинства фигуры и в то же время выглядело достаточно консервативно для свадьбы. Оно привлекало внимание к лицу, словно мягкий луч света. Совершенно особенное платье для особенного случая. Оно было идеально!
Мне не терпелось увидеть реакцию Фрица. Выйдя в уединенный салон у гардеробной, где мама и Фриц удобно устроились в креслах, украшенных ручной вышивкой по шелковой обивке, с бокалами шампанского в руках, я замедлила шаги и торжественно предстала перед ними.
Фриц оглядел меня, и на его лице появилась довольная улыбка. Его глаза задержались на моей груди — так долго, что в присутствии мамы мне это показалось даже неприличным.
— Так что скажешь? — спросила я и покружилась на месте, чтобы отвлечь его внимание от моего бюста.
— Весьма эффектно, ханси.
— Это то, что нужно, — объявила я и взглянула на маму. Даже она, похоже, одобряла мой выбор.
Фриц встал и подошел так близко, что я почувствовала его горячее дыхание.
— Довольно мило, Хеди, но это не то, что нужно.
— Как ты можешь так говорить, Фриц? — возразила я, бросая на него кокетливый взгляд. Отошла подальше и покружилась еще раз: — Разве не идеально?
Он протянул ко мне руку, и на мгновение я подумала, что он хочет притянуть меня к себе и поцеловать. Но его пальцы крепко сжали мою руку у плеча, и он проговорил со злостью, тихо, так, что слышала его только я:
— Это платье не подходит. Ты примеришь другие.
Я попятилась от него, едва не споткнувшись по пути, и скрылась в гардеробной. Фриц угрожает мне?