Он приподнимается и откатывается на свободную сторону кровати. Элина лежит слишком тихо. Из невыносимо голубых глаз катятся тихие хрустальные слёзы.
— Ш-ш-ш, — успокаивает он её, стирая большим пальцем солёную влагу. — Ну, что ты? Я сделал тебе больно?
Элина качает головой.
— Это от эмоций. Прости, пожалуйста, — тихо льётся над ним её хрустальный голос и снова задевает что-то внутри.
Чувствительная. Страстная. Он даже мечтать не смел…
Ничего не изменилось в его отношении к ней. Всё та же нежность. Желание защитить, спрятать, обладать.
Стефану неудобно, потому что снова хочется её оттрахать. Этот контраст невинного облика и страстной нимфы в постели будоражит его.
А ещё тайна. Элине восемнадцать. И кто-то успел сорвать цветок её невинности. Нет, он не злится и не ревнует. Для него наличие или отсутствие девственной плевы не важно.
Тут другое. Было ли это добровольно или Элину кто-то обидел?.. Он бы, наверное, хотел это знать.
— Не плачь, — целует он её мокрые щёки. — Ты прекрасна.
Элина робко ему улыбается. Смотрит исподлобья, закусив нижнюю губу. Придвигается ближе. Доверчиво кладёт голову на плечо и чувствует бедром его эрекцию. Голое тело — ничего не скрыть.
— О-о-о, — трётся об него кошкой, ластится, улыбаясь, кружит пальчиком по головке. — Хочешь ещё Стефан? — спрашивает вкрадчиво. — Вижу, тебе понравилось.
Глава 3
Чувственное марево. Или морок. Сексуальный пир — вознаграждение за долгое воздержание. День перетёк в ночь, а потом в утро. Мокрые от пота простыни сменились другими, а они всё никак не могли успокоиться.
Робкая Элина оказалась очень темпераментной и ненасытной. И это тоже кружило голову. Она как горький шоколад и мёд. Как чёрное и белое. Ангел и демон. Кроткий зайчик и яростная львица.
Контраст. Будоражащее нечто. Лёд и пламя. То в жар, то в холод.
Уже глубоким утром Стефан понял, что нужно остановиться. Иначе можно сойти с ума.
Нет, он не пресытился ею. Скорее, наоборот: жажда усилилась во сто крат, как под очень сильным микроскопом.
Он впадал в зависимость, как от наркоты. Поэтому сбежал на кухню, чтобы отрезвиться кофе. Элина спала, обессиленная. Во сне она выглядела очень юной и невинной. Такой, что у Стефана невольно сжималось сердце.
Хотелось её спрятать ещё понадёжнее и подальше, чтобы никто не посмел обидеть. Она ведь такая ранимая и тонкая. Беззащитная. Её так легко сломать. Стефан, как никто знал, как быстротечны человеческие жизни и как жестоко их могут оборвать.
Он не хотел повторения. Не желал больше терять. Очень хотелось жить, дышать, наслаждаться, любить… Но он боялся. Иррациональный невольный страх. Подспудное ожидание беды. Чувства, от которых не так просто избавиться.
Именно поэтому легче ничего не ощущать. Иметь кусок льда вместо сердца. Не впускать в свою жизнь других людей.
Но вольно или невольно он уже впустил эту девочку, что доверяла ему, смотрела восторженно, искренне, открыто.
В ней таилась какая-то загадка. Возможно, боль. Кто знает, что пришлось ей пережить? Стефан намеренно не копался в её прошлом, хотя, как только Элина остановила на себе его взгляд, он проверил её. По-другому сделать не мог. А теперь не было желания копаться и рыть вглубь. Если захочет, она сама ему всё расскажет.
Откровенность за откровенность. Он почти готов быть с ней честным и открытым, насколько это вообще возможно.
Горький кофе приводит в чувство. Стефан берёт в руки телефон, который отключил вчера, чтобы не тревожили и не отвлекали. Его девочка достойна уважения. А с вечными звонками по делу и без — это невозможно.
Телефон мелодично звякает, принимая смс и сообщения о пропущенных звонках. Стефан поспешно ставит гаджет на беззвучный режим. Элина недавно уснула, пусть отдохнёт. Он не хочет её тревожить.
Телефон тут же звонит. Влад. Стефан выдыхает воздух и, прикрывая глаза, отвечает на звонок.
— Да, — говорит он в полголоса.
— Ты где, мать твою, пропал? — то, что Влад ругается, говорит, что он на взводе.
— Были дела, — не вдаётся в подробности Стефан. О том, что с ним происходит, он не готов говорить даже с Владом.
Он не привык делиться. Личным — тем более.
Странно, наверное, но с Владом говорить об Элине хотелось меньше всего. С человеком, с которым Стефана связывали запутанные, непростые, но очень прочные отношения — и дружеские, и деловые.
Если можно так сказать, то они составляли единый организм. Пусть странный, неидеальный, местами уродливый, но спаянный воедино, как два тела сиамских близнецов: порознь невозможно, не разорвать общие вены и артерии, а вместе…