Я вышла из машины, как обычно, сменив плоские туфли на уличные на девятисантиметровом каблуке, обворожительно улыбнулась гаишнику, не забыв истину, что гаишник – он ведь тоже мужик. Этот, похоже, любил маленьких женщин – как все высокие мужчины. Маринка исчезла из виду, «девятка» проследовала за ней. В «девятке» сидело двое крепких молодых парней. Я смогла запомнить только две последние цифры номера.
Сексапильно покачиваясь на своих каблучках, я протянула менту права и поинтересовалась, что случилось и есть ли ко мне претензии. Претензий ко мне не было, просто обычная проверка документов. «У владельцев наших машин почему-то никогда не проверяют, – подумала я, ни разу не видевшая гаишника, останавливающего «Жигули» или «Москвич». – А вот как приличная иномарка – так сразу же». Я несла какую-то ахинею, источая легкий аромат «Мадам Роша». Гаишник, похоже, ничего не слышал и смотрел не в документы, а на меня. Потом он решил проверить номер двигателя, открыл капот, я стояла рядом, показывая коленку. Номер двигателя он проверял на моей коленке – по крайней мере, мне так показалось. Наконец мы расстались, тепло распрощавшись. Мне пожелали счастливого пути, я ему – спокойного дежурства.
Когда я подъезжала к дому Марины, то увидела «девятку» цвета мокрого асфальта, выезжавшую из-под арки, ведущей к ней во двор. Номер я с такого расстояния разглядеть не смогла. Не знаю, обратили сидящие в ней парни на меня внимание или нет, но они повернули в другую сторону и исчезли из виду. Оказавшись во дворе, я увидела Маринкину «шестерку» перед ее парадным, высунула голову из машины и подняла глаза на окна ее квартиры. Свет почему-то не горел. В мое сердце закралось нехорошее предчувствие. Я тут же, простояв перед Маринкиным подъездом не больше нескольких секунд, отъехала в соседний двор, а оттуда набрала на своей трубке Маринкин домашний. Никто не отвечал. Мне это совсем не понравилось.
Лариска угрюмо молчала всю дорогу, а тут спросила:
– Чего мы к ней не идем? Заберет же себе все деньги.
– Подожди, мне надо подумать, – оборвала я сестрицу.
Я решила подождать с полчаса, понаблюдать за въездом в Маринкин двор, периодически позванивая ей, а поэтому выбралась из соседнего двора и, выключив огни, поставила свою машину на некотором отдалении, у кромки тротуара, в ряду других железных коней, но так, чтобы видеть интересующую меня арку.
Лариска курила одну сигарету за другой, продолжая рассказывать мне, какая сволочь этот Андрюша Храповицкий, сколько она из-за него натерпелась, как долго убирала квартиру, которую после Маринкиного визита придется снова приводить в божеский вид, как пререкалась с Маринкой и так далее, и тому подобное. Я слушала вполуха. В Маринкин двор за полчаса не въехала ни одна машина.
В конце концов мне надоело слушать про Храповицкого, и я рявкнула на Лариску:
– Но, если он вернется, ты примешь его обратно, так? Ну, отвечай!
– Так… – признала Лариска, опустив голову.
– И что вы все трое в нем нашли? – продолжала давить я. – Ты, Маринка, Светка…
Лариска вздохнула и объяснила:
– Мужик он – каких поискать. А за это можно на все глаза закрыть.
«За роскошные Андрюшины гениталии», – добавила я про себя и переключилась на насущные проблемы.
Я решила рискнуть. Выйдя из машины, я открыла багажник и извлекла из него спортивную сумку с комплектом одежды и обуви, которую всегда возила с собой. Я переобулась в кроссовки, накинула на свой бежевый деловой костюм темно-синий легкий плащик, подвязала его кушачком, на голову нацепила шляпу с полями, скрывающими лицо, сунула в карман тонкие перчатки, после чего проехала немного вперед, выключила мотор и велела Лариске ждать моего возвращения.
Забрав лишь трубку сотового телефона и фонарик, я покинула машину и пешком отправилась к Маринке. Она жила в двухкомнатной квартире вместе с мамой-пенсионеркой, пребывающей сейчас на даче. Белые ночи давно закончились, было уже темно, еще не опавшая листва давала дополнительное прикрытие. Я решила идти вдоль самого дома, под окнами, чтобы случайно не встретить каких-либо прохожих, которые могли бы поздно возвращаться домой по заасфальтированной дорожке, отделенной от стены рядом кустов шириной метров в пять.
Зайдя в парадное, я натянула перчатки и вызвала лифт, поднялась на пятый этаж и позвонила в Маринкину дверь. Никто не открывал, из квартиры не доносилось ни единого звука. Тогда я попробовала легко толкнуть дверь, она оказалась не запертой. Самозакрывающийся замок был поставлен на «собачку» и не защелкнулся. Я вошла и захлопнула за собой дверь, сняв «собачку».
В квартире стояла зловещая тишина. Мне стало страшно, но я все равно заставила себя пройти вперед.
Марина лежала в большой комнате на полу, в луже собственной крови.
Я колебалась несколько секунд, а потом решила все-таки побыстрее сматываться. Маринке уже ничем не поможешь, а мне лишние неприятности ни к чему.
Снова оказавшись в прихожей, я взглянула на вешалку – она была почти такой же, как у Лариски. Руководствуясь секундным порывом, я открыла ящик для обуви. В нем лежал черный «дипломат». Я схватила его и опрометью бросилась из квартиры. Дверь за мной глухо защелкнулась.
Глава 4
Ночь с 11 на 12 сентября,
с четверга на пятницу
Я подлетела к машине, открыла переднюю дверцу, резким движением приподняла свое сиденье, чем вызвала удивленный взгляд Ларисы, замершей с сигаретой в руке, потом быстро кинула «дипломат» в открывшееся пространство, опустила сиденье, плюхнулась на него, сняла шляпу, бросила ее назад, швырнула туда же мешавшиеся под ногами две пары туфель, выдохнула и тронулась с места. Уф!
– Саша… – испуганным голосом прошептала Лариска.
– Что? – повернулась я к ней с ничего не выражающим лицом, хотя внутри у меня все дрожало.
– Саша…
Сестрица, наверное, поняла, что с Маринкой произошло самое страшное.
Я решила, что мне нужно подумать, и велела Лариске заткнуться, она повиновалась, полностью положившись на меня. Я тем временем размышляла, куда ехать, и наконец остановила свой выбор на офисе, а точнее – на своем собственном кабинете.
Мне не хотелось, чтобы кто-то из сотрудников знал о моем ночном посещении конторы. Узнать-то про это могли, конечно, только вполне определенные лица, а не весь коллектив, но вот этого-то я как раз и не могла допустить. Запись завтра, вне всякого сомнения, будут просматривать – в связи с уже описанными мною событиями, – а поэтому о моем ночном появлении обязательно узнают, если я не отключу записывающую аппаратуру до своего появления в кабинете и конторе вообще.
Как это сделать извне, меня научил один из тех, кто ее устанавливал, – за отдельные «бабки», разумеется. Ни Виталий Сергеевич, ни Сеня не подозревали, что я могу это провернуть.
Я поехала не к главному входу в наш флигелек, а в узкий переулочек, куда выходила потайная дверь из моего кабинета. Вернее, она выходила не прямо в него, а в небольшой тамбур, а уже из тамбура вела на улицу. Именно сюда вели и двери из кабинетов Сени и Виталия Сергеевича. Этакие незаметные, на вид неиспользуемые, невзрачненькие и неприметненькие. Чуть дальше был вход в подвал. В подвале хранилось много всякой дряни, предназначения которой я не знала, но подозревала, что она имеет прямое – или косвенное – отношение к нашему офису. Именно там мне предстояло отключить видеокамеры.
Я остановила машину напротив входа в подвал и приказала Лариске пока оставаться в ней.
– Где мы? – спросила она.
– У моей конторы.
– Но…
– Заткнись, – снова попросила я. Лариска заткнулась.
Я выскочила из машины, прихватив с собой фонарик и нужный ключ (опять же презент работяги, вернее, не презент, а товар, приобретенный за твердую валюту), и направилась к подвалу. Открыла дверь, включила фонарик, спустилась по лестнице, нашла пульт, сделала все, что говорил работяга, и вернулась к машине. Дверь подвала я не закрыла – все равно придется возвращаться обратно.
Я извлекла «дипломат» из-под сиденья, приказала Лариске выметаться, закрыла машину, отправилась к нужной мне двери и вставила пластиковую карту. Мы с Лариской оказались в тамбуре. Там я снова воспользовалась пластиковой картой – и мы вошли в мой кабинет. Свет на всякий случай я не зажигала, пользовалась фонариком.