Она застегнула брючки, хотела сказать что-то еще, но осеклась.
– Как? – переспросил он. – Канализацию?
Посмотрел на панцирь и медленно раздавил в пепельнице сигарету.
– Или просто ямы в земле, – уже тише добавила Ася. – Понимаешь, бедная страна…
Он помолчал. Потом сказал:
– Ямы, значит. И канализация.
Поднял Асю за плечи с дивана, одним движением натянул на нее свитерок – получилось задом наперед – и аккуратно вывел из квартиры. Через две минуты она уже стояла на лестничной площадке, растерянно сжимая в руках туфельки. Дверь снова распахнулась, она подалась было навстречу – но раскрасневшийся от натуги мужчина прислонил к стене рядом с ней черепаший панцирь.
– Почему? – тихо спросила Ася. – За что?
– За что? – он усмехнулся. – Ты привезла мне вместо моей мечты крышку от унитаза и еще спрашиваешь, за что?
Щелкнул замок, и Ася с панцирем остались вдвоем.
Она села на пол, прислонилась к нему и некоторое время просто сидела. Когда за окном начало темнеть, пришлось подняться.
Панцирь, кажется, уменьшился в размерах и даже немного скукожился.
– Ты вовсе не крышка от унитаза, – сказала она ему и погладила пластинку. – Ты в океане плавал. На тебе волна оставила свою печать.
Но панцирь скукожился еще сильнее, и стало видно, что никакая это не печать, а просто трещина, в которую забился песок.
Про женщину и Байкал
Одна Женщина имела глупость второй раз влюбиться в бывшего однокурсника. «Какая пошлость – влюбляться в тех, с кем учился, – думала она раздраженно. – Особенно по второму кругу. Большей пошлостью может быть только влюбленность в собственного начальника. И еще в подчиненного. И еще в коллегу».
Тут она остановилась и вслух резюмировала:
– Да вообще влюбленность – это одна большая пошлость!
И даже сердито топнула ногой по тротуару.
От нее шарахнулся какой-то юноша с бородкой, несущий одинокую розу. Одна Женщина (ее звали Соня, уменьшительное от Софьи) злобно фыркнула ему вслед. В этот фырк она вложила все свое презрение к одиноким розам и их дарителям. Дарители уверены, что одинокая роза скажет об их безупречном вкусе. Но на самом деле она говорит лишь о том, что на полноценный букет денег не хватило, а приходить с пустыми руками неловко.
Именно так обычно поступал ее однокурсник Дима, с которым она увиделась вчера на очередном съезде бывших выпускников. Сто лет назад, когда и фонтаны били голубые, и Москва еще была в асфальте, а не брусчатке, они встречались. Ей даже казалось, что это любовь.
Время от времени он радовал Соню подвядшей розочкой или, что еще хуже, красной гвоздичкой. В таких случаях она чувствовала себя ветераном войны, которого чествуют школьники.
Разумеется, они расстались. Причем не она ушла от него легко и красиво, а ее бросили. Вспоминая об этом постыдном факте своей биографии (приличная женщина не должна позволять, чтобы ее бросали), Соня говорила себе, что ей тогда крупно повезло. Ведь она могла и замуж за него сдуру выскочить. А он – пронырлив, хитер, скуп. Гвоздички опять-таки. За одно это можно возненавидеть мужчину до конца своих дней.
Беда состояла в том, что, встретившись с ним через десять лет, Соня почувствовала, что в душе снова что-то свербит и ноет. Несмотря на все подвядшие розы, некрасивое расставание и пр.
Она остановилась перед витриной и с отвращением посмотрела на свое отражение. Ему всего тридцать, а ей уже тридцать. Он целый руководитель в турфирме, а у нее паршивенький фриланс. Он хорош как шотландец, а она…
Сеанс самоедства остался незавершенным, потому что прозвонил телефон и высветилось имя: Дима.
– Да! – торопливо сказала Соня в трубку. – Привет. Что? Нет-нет, ничем таким…
Она прикусила язык и поправилась: то есть, конечно, она занята сегодня вечером. Но если он очень настаивает… Если надо… Конечно, ради старой дружбы она готова…
И, закончив разговор, вдруг отбила на брусчатке радостную чечетку под взглядами удивленных прохожих.
В ресторан, слава богу, Дима цветы не принес. Первые пять минут ничего не значащего разговора, обсуждения меню, сплетен об однокурсниках – и вдруг он выпалил, наклонившись к ней:
– Сонь, поедешь со мной на Байкал?
– Надолго? – спросила Соня прежде, чем успела о чем-нибудь подумать.
Он позволил себе откинуться на спинку стула, и только теперь ей стало ясно, что он напряжен и взволнован не меньше нее.
– На шесть дней.
Вечером Соня бегала по стенам, пытаясь отыскать кроссовки, куртку с мембраной и дождевик.
Поездка намечалась не совсем романтическая, во всяком случае официально.