В общем, спустя неделю Катя собрала котовские вещи в большую икеевскую сумку, придавила их большой вазой с самого верха книжного шкафа (всё равно она ей никогда не нравилась) и потащила это добро к мусорке. Возле контейнера стоял ясноглазый парень с молочным котёнком в руках.
– Девушка, миленькая, вам котёночек не нужен? Я спешу очень, мне в ЗАГС надо, заявление подавать, а куда я с ним через полгорода? Да и Ленка нас с ним из дома выгонит. У неё же такса.
– Давайте, – кивнула Катя. Сунула дрожащего хвостатого дурачка за пазуху, вынула из своей сумки вазу, протянула изумлённому парню. – Это подарок вашей Ленке.
И пошла домой.
Мария Амор
Зарок
Прекрасное во всех отношениях лето погибло ради того, чтобы Настя обрела полезный жизненный опыт: когда мужчина начинает рассказывать о своей яхте, не следует упиваться романтическими подробностями, что у судна две мачты, паруса – аж три, а сделано оно шведскими мастерами, мебель в салоне красного дерева, и футов в лохани целых сорок два… Напротив, подобное хвастовство слушательницу должно насторожить, ибо красное дерево, паруса и палуба нуждаются в непрестанном и тщательном уходе.
Вопрос, призванный решить, переводить ли воздыхателя в категорию друга сердца, совсем не «правда, ты любишь меня больше, чем яхту?». Нет, нет и нет, эта планка непомерно высока, а женские непосредственность и неопытность милы, но глупость их полностью не заменяет. Единственное, что необходимо уточнить, – имеется ли на яхте обслуживающий персонал? Потому что если нет, то им неминуемо станет сама гостья.
Сезон навигации начался внедрением в сухопутное девичье сознание суровой флотской дисциплины и прибытием на Гибралтар, к месту зимовки лодки. Впрочем, куда именно, оказалось совершенно несущественным – нигде, кроме дока, начинающей юнге бывать не пришлось, и ничего, кроме ракушек, плотно облепивших днище судна, увидеть не удалось, ибо моллюсков надо было отодрать, а суденышко – перекрасить. «Вот, милая, скребок, – сказал любимый капитан, – а вот – кисть». Отвлекаться не рекомендовалось, яхтсмену не терпелось выйти в плавание.
По окончании каторжных работ счастливая пара оказалась наконец-то на воде. Ну, не в открытом море, понятное дело. Морские переходы – дело редкое, сложное и опасное. Тур Хейердал, конечно, их совершал, но рядовые плейбои предпочитают переползать вдоль берега от одной марины к другой. Потому что знают: как только берег останется вдалеке, море разыграется, в моторе непременно что-то испортится, а пассажирку начнет со страшной силой тошнить, хотя на борт ее взяли не для этого.
В своих глупых девичьих мечтах Настя романтично загорала на палубе в заливе, прыгала с борта в прохладную воду, наслаждалась бокалом красного вина под темным бархатом южной ночи… А в действительности яхта по большей части стояла у причала, и жить так оказалось хоть и экзотично, но приятно в той же мере, как на качающемся автомобильном паркинге. Зато когда стало известно, во сколько обходится стоянка, она смирилась с прижимистостью яхтсмена. Боливару не снести двоих.
Плавать под парусами Насте расхотелось после первой же попытки. Возможно, потому, что при смене галса ее треснуло по макушке, а почистить, высушить, сложить и зачехлить три гигантских, вздувающихся и упирающихся паруса, кроме Насти, было некому.
Редкие моменты идиллического дрейфа она посвещала зубрежке правил навигации по звездам. Это помогло ей удержаться от ехидных замечаний о том, как глупеет лицо мужчины, часами рассматривающего в морской бинокль топлесную часть проносящихся мимо серфисток.
Смирилась Настя и с особенностями круиза: со сложностями спуска воды в унитазе, куда ее надо было каждый раз предварительно накачивать, с тем, что мыться приходилось в море. А, прибыв в новый порт, пришвартовавшись и покончив со всеми формальностями, парочка путешественников шла не любоваться городом, о нет! Они разыскивали местный автобус и тряслись на нем до предыдущей стоянки, потому что у баловней судьбы имелась не только яхта, но и машина, и требовалось ее перегонять, дабы не лишиться ни капли комфорта.
Трудно давалась Насте только необходимость перепрыгивать с борта на далекую твердую землю. Однако яхтовладелец не одобрял сходни, шкрябающие палубный настил, а пришвартовываться впритык к набережной опасался: стеклопластик обшивки – дело нежное, может поцарапаться. Каждому морскому волку следовало решительно преодолеть страх высоты и падения в воду.