Но Андрей был настойчив. В конце концов он перешёл к откровенному шантажу. Сказал, что если она не выйдет за него замуж, то он никакую сессию сдавать не поедет. Понимаете? Высшее образование – коту под хвост. Инженерство – коту под хвост. Никуда он не поедет. Дурак, право слово.
Было хорошее субботнее утро. Солнечное, тёплое. В понедельник Андрея ждали в институте. В ЗАГСе райцентра, если не устраивать торжественной регистрации, их распишут прямо на месте. Отступать некуда. Таша посмотрела сначала на зелёное шифоновое платье, потом на голубое. Выбрала его. К дому на мотоцикле – впервые днём! – подъехал Андрей.
Вещий кот
Соберу я в солдатский мешок свои плюшевые игрушки, миску, ложку, лоток, поводок…
Нашкодивший кот сидел на принтере и изо всех сил делал вид, будто происходящее его абсолютно не касается. Морда его от этого была похожа на лицо обмочившегося в постель первоклассника, который не хочет рассказывать маме о конфузе, но не знает, как самостоятельно справиться с проблемой. Сложная такая морда, в общем. Кот старательно игнорировал вопли хозяйкиного самца, вопли хозяйки и те пять предметов, в которые превратился один предмет, лежавший до этого на принтере.
– Господи, Катя, это же новый айфон, я его четыре дня как купил. Тварь! – кинул Максим коту. – Вдребезги ведь. Ну, накажи его как-нибудь, я не знаю, это же твой кот. Убери его отсюда. Тварь! Гад хвостатый!
Он шлёпнул кота, тот, коротко крутнувшись в воздухе, тяжело шмякнулся неподалёку. Кот был старый. Кота подарил Кате папа, уже покойный. Поэтому кота Максиму трогать не стоило.
Скандал разгорался, децибелы и страсти росли по экспоненте, и не было ни одной точки, где они могли бы обратиться в ноль. Но внезапно математическая аналогия перестала быть корректной, ибо в комнате повисла гробовая тишина. Фраза из мультика «Трое из Простоквашино», та самая – «Выбирай: или я, или кот», – в жизни звучала совсем не смешно. Глупо – да. Странно. Страшно. Вот именно, что страшно. Потому что Катина жизнь рушилась и летела в тартарары из-за какого-то айфона, из-за какой-то мерзкой железки, и это творит человек, с которым они собирались сегодня подавать заявление в ЗАГС.
Внезапно Катя увидела, что за её спиной с книжного шкафа медленно падает огромная ваза, которую ей когда-то подарил Максим, ещё слабо разбираясь в её вкусах и пристрастиях, и которую она не любила – и за размер (туда было нечего поставить, кроме роз в половину её роста, а ей нравились мелкие цветы), и за цвет (какой-то коричневато-красный, а она предпочитала холодные оттенки), и за тяжеловесность. Плавное движение вазы сопровождал какой-то протяжный звон, обернувшийся будильником на том самом айфоне. Гаджет был цел. Максим спал. И только кот сидел на подоконнике со сложным выражением лица, будто он только что вышел из противного Катиного кошмара.
Надо было приготовить ему еды (сублимированных магазинных кормов он не признавал, поскольку был котом старой закалки), отнести на кухню и проследить, чтобы поел: зверь действительно был стар настолько, что порою забывал, в каком месте еда и для чего она. Катя возилась с ним по утрам сама, давая Максиму поваляться в постели ещё минут двадцать-тридцать. В этом было больше любви и нежности, чем кажется, ибо стремительный город не даёт нам передышек, заставляет бежать и бежать, независимо от того, есть у нас на это силы или нет. И когда женщина заслоняет любимого от подгоняющего ритма хоть и на полчаса – это ли не забота?
Планы на день был одновременно велики и просты. Максим едет на встречу с заказчиком, на обратном пути заскочит на свою квартиру (душ, переодеться, позвонить родителям), потом в ЗАГС. Катя ненадолго в офис (договорилась с коллегой, что та её во второй половине дня прикроет от клиентов и начальства), на маникюр (куда ж без него?), потом в ЗАГС.
Дверь за Максимом захлопнулась. Катя поскакала в ванную докрашивать ресницы на левом глазу. Ну и немножко дорасчесаться. И, может быть, выщипать какой-то лишний волосок. И вот здесь ещё раз припудрить. И… Утробный вопль кота прервал превращение Кати в портрет инфанты Марии Терезы. Она выскочила из ванной и уставилась на питомца. Он явно был не в порядке. Ни песен петь, ни сказки говорить. На полу тут и там виднелись мутные неаппетитные пятна. «Кирдык котику», – подумала Катя без каких-либо чувств. И это были последние секунды, когда она была спокойна и как-то даже равнодушно-отстранённа. Потом началось.
Сперва зазвонил телефон: курьер с платьишком, заказанным третьего дня, решил-таки добраться до Кати и будет минут через пятнадцать. Тут котик взвыл ещё раз. Катя одной рукой натягивала джинсы, второй доставала переноску, третьей объясняла курьеру, как ему пройти от метро, а четвёртой набирала на городском телефоне номер такси.
Максим был готов лопнуть от досады. Новенький-кленовенький айфончик остался лежать на принтере в Катиной квартире. Он это обнаружил уже в вагоне метро – хотел посмотреть в календарь и полистать книжку. Пришлось возвращаться.
На проезде, ведущем во двор, Максима обогнало такси. Он увидел, как из подъезда выскочила Катя, схватила у какого-то подошедшего мужика пакет, букет, взяла с лавки большую сумку, юркнула в машину, мужик прыгнул следом. И такси унеслось.
Курьер был с пакетом и букетом – у них, понимаешь ли, акция. И хотел, чтобы ему объяснили про наземный транспорт, потому что на метро ему было неудобно возвращаться. И расписались на двух бумажках. Кате пришлось усадить его в такси, чтобы вывезти к остановке, и по пути подписать бумажки. Одновременно она рассказывала таксисту, как удобнее проехать к ветеринарке, чтобы не встать там и ещё вон там. Кот аккомпанировал короткими воплями. Надрывающегося в сумочке телефона Катя не слышала.
Спустя три часа и одну операцию заплаканной Кате вернули бесчувственного котика. Велели привозить послезавтра на перевязку и проверку катетера, выдали пачку лекарств, проинструктировали, какие лучше использовать шприцы, куда и зачем колоть, – и молитесь, чтобы он это вынес, очень уж пожилой котик.
На мобильном пять пропущенных звонков от Максима, дома записка от него же: «Не ожидал от тебя такого». На звонки не отвечает, к ЗАГСу не пришёл. Выговор на работе даже не огорчил.
До послезавтра ждать не пришлось – ночью у кота начались судороги. В круглосуточной больничке опять были уколы, капельницы, но коту надоело. К послезавтра от кота у Кати остались переноска, миска да лежачок. От Максима не осталось ничего: он не переезжал к Кате, считал, что это ни к чему, только ночевал время от времени. Вот, дескать, поженимся, продадим однушки, купим нормальную квартиру, тогда и заживем вместе – по-настоящему. На звонки по-прежнему не отвечал. Понять, в чём дело, Катя не могла, но за жизнь его не опасалась: судя по фэйсбуку, Максим был не только жив, но и пьян. И даже, кажется, не одинок.
В общем, спустя неделю Катя собрала котовские вещи в большую икеевскую сумку, придавила их большой вазой с самого верха книжного шкафа (всё равно она ей никогда не нравилась) и потащила это добро к мусорке. Возле контейнера стоял ясноглазый парень с молочным котёнком в руках.
– Девушка, миленькая, вам котёночек не нужен? Я спешу очень, мне в ЗАГС надо, заявление подавать, а куда я с ним через полгорода? Да и Ленка нас с ним из дома выгонит. У неё же такса.
– Давайте, – кивнула Катя. Сунула дрожащего хвостатого дурачка за пазуху, вынула из своей сумки вазу, протянула изумлённому парню. – Это подарок вашей Ленке.
И пошла домой.
Мария Амор
Зарок
Прекрасное во всех отношениях лето погибло ради того, чтобы Настя обрела полезный жизненный опыт: когда мужчина начинает рассказывать о своей яхте, не следует упиваться романтическими подробностями, что у судна две мачты, паруса – аж три, а сделано оно шведскими мастерами, мебель в салоне красного дерева, и футов в лохани целых сорок два… Напротив, подобное хвастовство слушательницу должно насторожить, ибо красное дерево, паруса и палуба нуждаются в непрестанном и тщательном уходе.