В Донецке было хорошо. Бабушка в первый же день напекла хворост — окунала форму на длинной палочке сначала в тесто, а потом в кипящее масло, и вытаскивала на поднос золотистые хрустящие розы. Их можно было есть прямо горячими, запивая молоком, а можно было остудить, посыпать сахарной пудрой и взять с собой на блюдечке во двор.
Вечером Оля сидела в густом малиннике у самого забора и выбирала самые сочные и спелые ягоды — они были пушистые и сладкие, сами падали в ладонь. На уличной лавочке с другой стороны забора уселась соседка тётя Муца, жена дедушкиного брата, и рассказывала другим кумушкам:
— Ольку-то, слышь, на всё лето к Нинке прислали — из Крыма сюда. От моря. Ты подумай — никому девка там не нужна. Свекруха заявила, что не будет с ней возиться, у ней своих дел полно.
— Ой, разведётся Галка с ним, помяни моё слово! Мужик у ней никудышний совсем, даром что моряк. Прошлый раз, как приезжал, ни одного дельного слова от него — всё хиханьки да хаханьки.
— Дык она, небось, и позарилась на него, что моряк. Денег они гребут!
— Та тю на тебя! Не больше, чем в шахте!
— Отож я и говорю: разведутся!
Оля продолжала запихивать в рот красные ягоды, но вкус у них изменился. Сладость ушла.
В конце месяца неожиданно пришло письмо от Тошки.
«Здравствуй, Клео!
Я так и не ходил на этот фильм. И ты не ходи, если у вас он идёт. А то будет нечестно.
Я уже переехал на новую квартиру. Она на самом высоком пятом этаже. И у нас есть балкон. В зале. Там можно вешать бельё и курить. Я пробовал курить с пацанами на улице. Не понравилось.
Двор здесь огромный. Очень много детей. Есть футбольная площадка. Мы с пацанами всё время играем в футбол. Девок тоже много. Но все какие-то дуры. Дразнятся и нарываются.
По выходным ездим на море, на Омегу. В прошлом году было веселее на Херсонесе. Помнишь, как мы ныряли там? А потом играли на раскопках? На Омеге очень мелко и полно народу. Плывёшь и натыкаешься на кого-нибудь.
Когда ты вернёшься? Твоя мама говорит, что в конце августа. Это долго. На конверте я написал свой новый адрес. Пиши на него.
Твой Антоний.»
Оля тут же написала ему ответ — на открытке с видом Планетария — они ходили туда с дедом. Ужасно интересно было — звёзды, планеты. И про планетарий Тошке рассказала — пусть не думает, что она тут скучает, пока он там в своём многолюдном дворе в футбол играет. Только вот никак не могла решить, как подписать открытку — своим именем, или всё-таки «Клео». Лучше, конечно, Клео. Красиво. И даже немножко таинственно. Но ведь открытку может прочитать любой — она без конверта. А Оле не хотелось, чтобы их тайну узнали все. И стали бы смеяться, как папа. Поэтому открытка всё лежала и лежала у Оли в тумбочке.
Бабушка каждый день что-нибудь пекла или жарила. Вкусненькое. На день рождения Оли — ровно в середине лета — сделала трёхъярусный торт с грецкими орехами, политый шоколадом. Вот бы такой есть каждый год! Бабушка сказала, что у Оли первый юбилей — десять лет, круглая дата. Народу собралось — вся улица, и дети, и взрослые. Стол поставили во дворе под старой грушей, но дети быстро поели и побежали гулять.
Оля была в новом платье с пышными оборками — тоже бабушкина работа. Бабушка умела делать всё, даже вышивать картины, и главное — обещала научить Олю. Надо только ещё немного подрасти.
На улице под домом росло высоченное дерево неизвестной породы, не плодовое, а простое. Мальчишки сразу полезли, кто выше. Сосед Серёжка забрался выше всех и оттуда дразнил девчонок мелюзгой и слабачками. Оля не выдержала и полезла. Дома-то она наловчилась. Тоненькая, лёгкая и цепкая — куда до неё долговязым мальчишкам. Конечно, забралась выше Серёжки, на самый верх, где даже не присядешь на ветку, такая она тонкая.
Девчонки под деревом шумно выражали свой восторг, а Серёжка начал трясти Олину ветку — вот дурак! Из-за него Оля поторопилась — сделала неловкое движение и зацепилась за ветку оборкой, попыталась её дёрнуть, поскользнулась и повисла на ней — ни туда, ни сюда.
Хорошо, что платье было новое, прочное, но дёргаться всё равно было страшно — а вдруг оборка оторвётся? А ещё было стыдно — подол задрался и открыл всем Олины белые ситцевые трусы в мелкий цветочек.
Девчонки завизжали, мальчишки сначала заржали и начали дразниться, а потом быстро сообразили, что дело плохо и попытались Олю снять, но сделали только хуже — платье начало трещать, ветка гнулась и грозила сломаться. Оля застыла. Ребята потом говорили, что она ух какая смелая — ни разу не пикнула. А Оле просто было очень страшно. Так страшно, что она боялась шевельнуть даже губами. И ужасно стыдно.