Старушка радостно закивала головой и куда-то покатила в своём кресле на колёсиках.
— Она очень рада, — сказал Михал Михалыч, проводив её взглядом. — У нас так давно не было гостей! Она всё время одна. Можно её понять. Мне, знаете ли, чертовски некогда! Работа, общественные нагрузки, совещания, профсобрания!..
Тут старушка вернулась, держа в руках электрический утюг и протягивая его Мане.
— Ой, спасибо! — испугалась Катя, с трудом вырывая утюг из цепких пальцев Манечки. — Утюг нам не нужен. У нас дома есть.
— А календарь? Календарь вам не нужен? Берите, берите! Это очень хороший календарь! Отрывной! Его можно на гвоздик вешать! Мама, нам же не нужен календарь? Ведь правда же, мы можем его подарить?
Старушка улыбалась и довольно кивала головой.
Напоследок Михал Михалыч ещё раз сфотографировал девочек со своей мамой, и довольные, увешанные с ног до головы подарками (Манечка ещё и маленький зелёный мячик прихватила, который ей неизвестно откуда привезла и протянула старушка Переверзеева), дети спустились с Михал Михалычем в машину к Феде.
Ещё пятнадцать минут, и они были дома.
Вероника Владимировна с Валентином Борисовичем, к счастью, ещё не пришли. Катя с Манечкой выложили на стол в детской новоприобретённые дары... Подавили по очереди на резиновую грушу силомера (измерили свою силу), открыли в клетке дверцу (запихнули в неё кота Мышкина и закрыли на крючок — пусть думает, что он мышь и попал в капкан!), повесили на стенку отрывной календарь и большую глянцевую фотографию «Плоды лета», вынули из лунок все гирьки, пересчитали и поставили по порядку обратно, взвесили на весах три стеклянных шарика, карамельку «Лето» и осколок от чашки, понимающе поглядели друг на друга и вздохнули от избытка чувств.
— Правда же он замечательный, «таинственный незнакомец»? — сказала Катя. — Мне ужасно понравился! Ужасно! А тебе?
— Ой, мне тоже ужасно! Мне ещё ужасней!
— Ну до чего он хороший!.. А какой он фотограф! Лучше всех в мире!
— Лучше всех! — подтвердила Маня. — Я таких хороших фотографов даже никогда не встречала! А ты?
— И я не встречала! А как у него дома красиво! Правда, здоровско? Ну прямо как музей!
— Ага, как музей! А какой он добрый! Ну прямо как наш папа!
— И мама у него такая добрая! Хорошая, правда?
— Замечательная! Жалко только, что у неё фартук порвался. Кто его починит? Совсем старый фартук! Видно, она в нём ходила, когда ещё молодая была и утюгами увлекалась.
— Да, фартук у неё старый... Слушай, а давай ей новый сошьём!
— Давай! Только мы шить не умеем.
— Пустяки! Мы у мамы спросим, как это делается!
— Ладно. Но только давай мы фартук с карманами сошьём. Пусть она в карманах свои клубочки держит.
— Ага. Пускай держит! А на карманах давай звёзды вышьем!
— Зачем звёзды? Она же не военный! Лучше мы давай вышьем: «Дорогой маме таинственного незнакомца от Кати и Мани Сковородкиных».
— Точно! Так и вышьем!
И, не теряя времени, Катя с Манечкой принялись за дело.
Я не стану описывать, как они шили фартук. Как кроили его из занавески, голубой в белый горошек. Они решили, что одной занавески на окне детской вполне хватит. И действительно, хватило! Только мама сначала рассердилась, а потом, когда узнала, в чём дело, сердиться перестала и хотела помочь девочкам прострочить фартук на машинке, но они не дали, а сшили его на руках большими кривыми стежками.
И фартук, хоть и немного кособокий, получился на славу. А большие карманы на нём оказались чудом красоты!
На карманах красными, зелёными и синими нитками большими печатными буквами Катя с Манечкой вышили:
Дарагой мами таинственнава низнакомца от Кати и Мане Сковороткиных!
Так что, я думаю, старенькая мама Михал Михалыча осталась довольна. Она, наверно, положила в левый карман все свои клубочки с нитками, а в правый — Зинаиду и теперь по очереди то что-нибудь вяжет белым костяным крючком, а то вытаскивает из кармана Зинаиду, гладит её по круглой костяной спинке, ласково кивает головой и улыбается.
