— Извини, — сказал мужчина. — Мне это нравится не больше, чем тебе.
— Тогда зачем вы это делаете?
Мужчина пожал плечами и застегнул пряжку ремня безопасности.
— Это моя работа, — буркнул он.
Он вытащил из кармашка кресла, стоявшего перед ним, журнал и раскрыл его. В журнале была реклама мужских наручных часов, которые можно было купить в самолете, а также можно было купить плюшевую модель самолета для детей.
— Если вам не нравится эта работа, вы могли бы найти другую.
— Эту работу никто не выбирает, детка. Образования же у меня нету, понимаешь? Было дело, я подрабатывал на стройке, но теперь поляки понаехали, с ними разве посоревнуешься? Поляки готовы полный рабочий день ишачить за доброе слово и пачку сигарет. Так что я тут тружусь, провожаю девчонок вроде тебя в пожизненный отпуск. Чушь полная, правда? Готов об заклад побиться, ты бы себе могла работенку получше подыскать, чем я. Это тебе надо бы меня сопровождать, а? Ну, в это место, куда мы летим. Не помню, как называется.
— Нигерия.
— Ага, точно. Жарища там небось?
— Жарче, чем в Англии.
— Я так и думал. В таких местах, откуда вы родом, вечно жарища.
Охранник стал листать журнал. Всякий раз перед тем, как перевернуть страницу, он слюнявил палец. На костяшках его пальцев я заметила татуировки — маленькие синие точки. Часы у него были большие, позолоченные, но позолота местами стерлась. Его часы походили на одну из моделей, рекламируемых в журнале. Мужчина перевернул еще несколько страниц и снова на меня посмотрел:
— Ты, похоже, не болтушка?
Я пожала плечами.
— Да все нормально, — сказал он. — Я не против. Уж лучше так, чем с мокрицами дело иметь.
— С мокрицами?
— Ну, некоторые ревут в три ручья. Некоторые из тех, кого я сопровождаю. И с мужиками еще хуже, чем с бабами, уж ты мне поверь. Я тут как-то раз одного мужика в Зимбабве сопровождал, так тот ревел все шесть часов подряд. Слезы, сопли — ну как ребенок, честное слово. Через какое-то время это всех начало доставать. Ну, пассажиров, в смысле. Стали поглядывать на нас, и всякое такое. Я этого мужика уговаривать взялся, говорил: «Да ладно, дружище, может, все обойдется». Но все без толку. Плачет и плачет и еще что-то лопочет по-своему. Знаешь, некоторых мне прямо жалко бывает, а от этого мне только поскорее отделаться хотелось. Но денежки в тот раз мне очень хорошие отвалили. Обратного рейса три дня не было, так меня поселили в отеле «Шератон». Ну, я три дня в телик пялился, задницу почесывал, а платили мне полторы ставки. Потому как люди, которые вправду бабки заколачивают, это очень большие люди. Я сейчас работаю на одну голландскую фирму. Это они приглядывают за всеми центрами временного содержания и за репатриацией. Так что они свои бабки все равно получают — хоть мы вас на замок запрем, хоть обратно отправим. Здорово, а?
— Здорово, — сказала я.
Мужчина постучал пальцем по виску:
— Но ведь только так и надо сейчас соображать, в наше-то время, да? Это глобальная экономика.
Самолет покатился к взлетной полосе. Под потолком включились несколько телеэкранов. Нам начали показывать фильм о правилах безопасности. Говорили, что нужно делать, если салон наполнится дымом, а еще сказали, где лежат спасательные жилеты — на тот случай, если мы сядем на воду. Я заметила, что нам не показали, какое положение следует принять, если нас депортируют в страну, где нас, скорее всего, убьют из-за событий, свидетелями которых мы стали. Сказали только, что с дополнительной информацией можно ознакомиться с помощью карточки безопасности, лежащей в кармане впереди стоящего кресла.
Послышался такой жуткий, такой оглушительный рев, что я подумала: «Нас обманули. Я считала, что мы отправляемся в путешествие, а на самом деле нас всех уничтожат». Но потом самолет покатился быстрее, с огромной скоростью, и все вокруг начало трястись, а потом тряска внезапно прекратилась, шум стих, и мой желудок чуть не сошел с ума. Мужчина, сидевший рядом со мной, мой охранник, посмотрел на меня и расхохотался:
— Расслабься, детка, мы взлетели.
Вскоре из динамиков интеркома послышался голос командира экипажа. Он сообщил, что в Абудже ясный солнечный день.
Я поняла, что несколько часов я буду находиться в ничьей стране. И я сказала себе: «Ну вот, Пчелка, наконец-то ты летишь. Б-з-з-з, б-з-з-з». Я прижалась носом к окошку. Я смотрела на леса, поля и дороги с крошечными автомобилями, на все малюсенькие драгоценные жизни. А мне казалось, что моя жизнь уже кончена. С огромной высоты, одна-одинешенька, я видела округлую линию края планеты.