— Что же, вам совсем никак не помогали там?
Я вздохнула:
— Знаете, нам пытались помогать. Там было несколько хороших людей. Психиатры, волонтеры. Но они мало что могли сделать для нас там. Одна женщина-психиатр мне говорила: «Психиатрия в этом месте — это все равно что подавать завтрак на борту самолета, терпящего бедствие. Если бы я, как врач, хотела вас вылечить, я должна была бы выдать вам парашют, а не сэндвич с сыром и маринованным огурчиком». Чтобы стать психически здоровым, для начала надо обрести свободу, понимаете?
Сара промокнула глаза платком:
— Не уверена, что здесь в этом смысле легче, Пчелка.
— Но я же вам помогу.
Сара улыбнулась:
— Тебе шестнадцать лет. Ты беженка. Ты сирота. Это я должна тебе помогать.
Я потянула Сару за рукав, остановила ее. Я подняла левую руку Сары, чтобы она на нее посмотрела. Чарли остановился и стал смотреть на нас, широко раскрыв глаза.
— Послушайте, Сара. Вы мне и так уже помогли. Вы ради меня отрубили себе палец. Вы спасли мне жизнь.
— Я должна была сделать больше. Я должна была спасти и твою сестру.
— Как?
— Я должна была что-то придумать.
Я покачала головой:
— Вы сделали все, что смогли, Сара.
— Но мы вообще не должны были оказаться в таком положении. Как ты не понимаешь? Мы отправились в отпуск в такое место, где мы не имели права находиться.
— А что, если бы вы там не оказались, Сара? Если бы вас с Эндрю там не было, тогда погибла бы и Нкирука, и я. — Я повернула голову к Чарли: — Твоя мамочка спасла мне жизнь, знаешь? Она спасла меня от злюк.
Чарли пристально посмотрел на мать.
— Прямо как Бэтмен? — спросил он.
Сара улыбнулась. Я уже успела привыкнуть к тому, что она улыбается сквозь слезы.
— Да, как Бэтмен, — ответила она.
— Так у тебя поэтому нету один пальчик?
— Поэтому у меня нет одного пальчика. Да, мой милый.
— Его забрали злюки? Пингвин?
— Нет, милый.
— А кто? Паффин?
Сара рассмеялась:
— Да, мой милый. Мой пальчик забрал этот противный Паффин.
Чарли усмехнулся.
— Гадкий, гадкий Паффин, — проговорил он и побежал по тротуару впереди нас, стреляя в злюк из невидимого пистолета. Сара посмотрела на меня.
— Благослови тебя Бог, — сказала она.
Я крепко сжала ее руку, прижала свою ладонь к ее ладони, сжав в кулак все пальцы, кроме среднего, которого недоставало у Сары. И я увидела, как все может быть. Я увидела, как мы сможем жить дальше. Понимаю, безумно было думать так, но мое сердце билось часто-часто.
— Я помогу вам, — сказала я. — Если вы вправду хотите, чтобы я осталась, вот так все и будет между нами. Может быть, я смогу прожить у вас месяц, а может быть — всего неделю. Настанет день — и за мной придут. Но пока я здесь, я буду вам как дочь. Я буду любить вас, как будто вы моя мать, и я буду любить Чарли, как будто он мой брат.
Сара смотрела на меня не мигая.
— Господи… — выдохнула она.
— Что такое?
— Понимаешь… Просто… когда мы с другими мамами возвращаемся из детского сада, обычно мы разговариваем о домашних цветах и пирогах.
Я отпустила руку Сары и опустила глаза.
— О, Пчелка, прости, — проговорила Сара. — Просто все это так внезапно и так серьезно, вот и все. У меня так все перепуталось в голове. Мне нужно еще немного времени, я должна подумать.
Я посмотрела в глаза Сары. И я увидела в ее глазах, что для нее это ново — это осознание неспособности мгновенно понять, как нужно поступить. Глаза ее были глазами существа, только что родившегося на свет. Пока оно не познакомится с миром, оно испытывает только страх. Я очень хорошо знала такое выражение глаз. Если бы вы повидали столько людей, которых заталкивают в двери центра временного содержания иммигрантов, сколько повидала я, вы без труда узнали бы такой взгляд. И мне захотелось как можно скорее убрать эту боль из жизни Сары.
— Простите меня, Сара. Пожалуйста, забудьте об этом. Я уйду. Понимаете? Психиатр в центре временного содержания была права, она ничего не могла для меня сделать. Я до сих пор ненормальная.
Сара ничего не сказала. Держа меня за руку, она шла рядом со мной по улице следом за Чарли. А Чарли бежал вприпрыжку и срубал цветки роз с кустов, нанося по ним каратистские удары. Розы падали, роняя лепестки. Совсем как в моей истории с Нкирукой, как в моей истории с Йеветтой. Я шла, наступая на разбросанные по тротуару лепестки, и понимала, что моя история создана из одних окончаний.