— Прекрати немедленно, хитрый ты мерзавец. Прекрати, пока я не передумала.
Лоренс был готов улыбнуться. Я сцепила пальцы у него на затылке:
— Я не все сказала. Я должна была сказать, что если я тебя отрублю, это будет больнее, чем отрубить палец.
Лоренс долго молча смотрел на меня, а потом сказал:
— О, Сара.
Мы поднялись наверх, и я даже не сразу подумала, что мы собрались заняться сексом на кровати, которую я делила с Эндрю. Я сосредоточилась на Лоренсе. Я прикасалась губами к мягким волоскам на его груди, я сняла с него одежду, а потом что-то произошло — то ли застежку моего бюстгальтера заклинило, то ли пряжка на ремне Лоренса расстегнулась не сразу, точно не помню, — из-за чего мы прервали наши страстные ласки, и я осознала, что Лоренс лежит на той стороне кровати, где всегда лежал Эндрю, что его кожа прикасается к простыням, к которым прикасалась кожа Эндрю, что спина Лоренса, гладкая и горячая от пота, лежит в небольшом углублении, образованном в матрасе спиной Эндрю. Я растерялась и замерла. Лоренс это, видимо, почувствовал, но не стал останавливаться. Он лег на меня. Я, наверное, была ему очень благодарна за то, что он, не задумываясь, провел нас обоих через этот момент растерянности. Я позволила себе наслаждаться гладкостью его кожи, деликатностью его движений, его легкостью. Лоренс был высокого роста, но его телосложение было хрупким. С Эндрю секс получался грубоватым, и я стонала не только от удовольствия, но и в знак протеста. Вот почему я так любила секс с Лоренсом — из-за роскошной, головокружительной легкости. Но сегодня что-то было не так. Возможно, мешало присутствие Эндрю. Оно пока сохранялось в этой комнате. Его книги и бумаги лежали повсюду. И когда я подумала об Эндрю, я тут же подумала о Пчелке. Лоренс занимался со мной любовью, и одна часть меня была от этого в восторге. А другая часть меня думала: утром я должна позвонить в агентство пограничной и иммиграционной службы и начать разыскивать бумаги Пчелки, а потом нужно будет найти ее доверенное лицо и начать процедуру подачи прошения, и… и…
Я обнаружила, что не могу отдаваться Лоренсу — не могу делать это как раньше, без малейшей растерянности, отрешенно. Вдруг Лоренс показался мне слишком легким. Его пальцы едва касались моей кожи, словно его не интересовало мое тело, словно он искал на нем какие-то морщинки, ложбинки, в которых залегла тонкая и невидимая пыль Африки. И когда я почувствовала на себе его вес, мне представилось, что я занимаюсь любовью с летним облачком или зимней бабочкой — с каким-то существом, которое не решалось кого-либо отягощать собой, стать центром тяжести.
— Что происходит, Сара?
Я поняла, что лежу совершенно неподвижно.
— О господи. Прости.
Лоренс лег на спину. Я повернулась к нему и стала его ласкать.
— Пожалуйста, — проговорил он. — Не надо.
Я взяла его за руку, но он ее высвободил:
— Я не понимаю тебя, Сара. Правда, не понимаю.
— Прости. Все дело в Эндрю. Просто еще слишком рано.
— Пока он был жив, он нам не мешал.
Я задумалась об этом. В темноте за окнами где-то над Хитроу пошел на взлет самолет. Пара сов отчаянно и пронзительно перекликалась, пытаясь перекричать гул реактивных двигателей.
— Ты прав. Дело не в Эндрю.
— В чем же тогда?
— Не знаю. Я люблю тебя, Лоренс. Правда, люблю. Просто мне столько нужно всего сделать.
— Для Пчелки.
— Да. Я не могу расслабиться. Все время все прокручиваю в голове.
Лоренс вздохнул.
— А что будет с нами? — спросил он. — Думаешь, ты сумеешь для нас находить время?
— О, конечно. У меня с тобой просто уйма времени, правда? Мы будем здесь и через шесть недель, и через шесть месяцев, и через шесть лет. У нас хватит времени все продумать. Хватит времени решить, как нам быть вместе теперь, когда не стало Эндрю. А у Пчелки времени нет. Ты сам это сказал. Если я не сумею ей помочь, ее найдут и депортируют. Она уедет, и всё. А какое ее тогда ожидает будущее? Я не смогу смотреть тебе в глаза, не думая о том, что должна была сделать больше, чтобы ее спасти. Ты такого будущего хочешь для нас?
— О боже! Почему ты не можешь быть такой, как все, которым было бы на это наплевать?
— Почему я не блондинка с длиннющими ногами, обожающая музыку и кино и мечтающая подцепить кредитоспособных мужиков для дружбы и кое-чего еще?
— Ладно. Я рад, что ты не такая. Но я не желаю терять тебя из-за девчонки-беженки, у которой все равно нет шансов на то, чтобы здесь остаться.