– Вы, люди, тоже, помнится, давали клятвы их вождям, – желчно усмехнулся Малыш. – И не один раз. Великие клятвы о том, что очередная граница на веки веков станет последней чертой, за которую уже не ступит нога человека. А, Ханко? Какая была «последняя граница» – Миссисипи? Но ваш президент и не вспомнил об этом, когда подписывал «Закон о заселении Запада»[19]. Точно так же, – продолжил он чуть тише, – вы поступали с эльфами, там, за океаном, в Европе. Шаг за шагом… потому что каждую отвоеванную у заповедных лесов пядь приходилось щедро оплачивать кровью. И твои предки платили не скупясь, по самому высокому курсу, а вот эльфы оказались не готовы к размену, ибо почитали жизнь каждого Перворожденного слишком большой драгоценностью, чтобы менять её даже на два или три десятка трупов в вонючих шкурах.
– Мои предки, – сказал я, – не скупясь, платили еще за кое-что. Гномское оружие и доспехи. Броня, которую не пробивали стрелы длинноухих.
– Ну да, – хмыкнул гном. – А ведь эльфийские короли тоже требовали от нас не торговать с вами. Сначала требовали, потом уже просили – только мы не забыли всех слов, которыми эти спесивые зазнайки называли нас прежде.
Я уже почти успокоился. Межрасовые споры – тема столь же вечная, как и анекдоты типа «Встречаются однажды человек, гном и эльф…». Лучше всего, конечно, если ведут их где-нибудь в тепле, у огня, используя в качестве дополнительных аргументов достоинства производимых помянутыми расами хмельных напитков – но, по крайней мере, этот разговор уже вряд ли перейдет в стадию «кто первый выхватит».
Малыш Уин, почитатель эльфов
– Эльфы ведь пробовали откупаться от вас, а, Ханко? – продолжал Уин. – И каждый раз вы уверяли их, что вот этот холмик, вот этот ручей… и где они теперь, а, партнер? Остались лишь те, кто встречал незваных гостей стрелами, не спрашивая, с чем они пришли в лес. Да, им тоже пришлось в итоге кое-чем поступиться, но они остались – немногие, а на фундаментах белостенных дворцов других сейчас стоят ваши столицы.
– Слушай, партнер, – задумчиво сказал Ханко. – Ты все излагаешь очень верно и правильно… наверное. Я одного не пойму – какого орка ты все это говоришь мне? Или тебе столько раз поминали про человечью кровь в твоих жилах, что тебе хоть однажды захотелось побыть истинным гномом?
– Мне поминали все! – после долгой паузы отозвался Уин. – Для людей я был «гномским ублюдком», а под землей становился «человеческим отродьем». Веселенькое детство, врагу такое не пожелаешь. Потом, когда я слегка подрос, то научился затыкать самые зловонные пасти, сначала ударом кулака, потом ножом, а после – пулей.
– Хороший метод, – кивнул Крис. – Знаешь, будь на моем месте кто другой, он бы, наверное, сейчас принялся расписывать, как он любит гномов вообще и перечислять тех из них, кого он числит входящими в число своих лучших друзей. Но лично мне, сколько себя помню, всегда было глубоко плевать, как выглядит разговаривающий со мной – лишь бы он не пытался перегрызть мне глотку или вогнать нож в спину. Также я не намерен считать себя виноватым за поступки политиков, за которых я не голосовал – хватит того, что я четыре года своей жизни выкинул орку под зад, стреляя в парней, которые лично мне не сделали ровным счетом ничего плохого. Я отвечаю только за себя и свою семью, но пока мой папуля и братцы вполне управляются самостоятельно.
– А чего ты тогда вспомнил про своих сражавшихся с эльфами предков?
– Да так, – улыбнулся проводник. – Разговор поддержать. Ты же так повелся… партнер, пафос из тебя так и брызгал, словно масло со сковородки.
– Извини, – вздохнул Уин. – Сам не знаю, что это на меня нашло. На самом деле это я могу тебе рассказать, что иметь дело с людьми мне нравится куда больше, чем с моими соплеменниками… хотя, собственно, именовать так я могу и тех и других. Но большую часть жизни я все-таки провел в том котле, который принято именовать человеческой цивилизацией.
– На самом деле, – серьезно сказал Ханко, – сам черт сломит оба копыта, пытаясь разобрать, чего намешал в это варево. Моей матери, которая и в тридцать могла перетанцевать иную юную красотку, часто намекали на толику эльфовой крови, а среди предков папули наверняка сыщется великан-другой, а то и горный тролль. Ну а скупердяйством он порой мог перещеголять и чистокровного гнома.
– Ты не похож на тролля.
– Угу, мне с детства говорили, что видом я пошел в мать, а от папули мне достались лишь глаза. Зато на непоседливый характер они, должно быть, скинулись да еще заняли у дедов.
19
Малыш Уин имеет в виду «Закон о земельных наделах» (Homestead Act) 1862 года, призванный стимулировать заселение «свободных земель». Согласно ему, на этих землях участок гомстед (homestead) в 160 акров (> 65 гектаров) предоставлялся любой семье и переходил в ее собственность после пяти лет использования.