Потом Привалов стоял на коленях и напряженно всматривался в незнакомое лицо украинца, ища признаки жизни. Потом он до боли в руках делал Захарченке искусственное дыхание (аппарата у него не было) и опять ждал. Потом через специальные отверстия в скафандре вводил стимуляторы и опять делал искусственное дыхание.
Когда на неподвижном лице первый раз шевельнулись ресницы и он убедился, что Захарченко жив, он почувствовал, как сильно он устал. Ему захотелось лечь и ни о чем не думать. Но он посидел всего несколько секунд. Затем встал и пошел за Хромовым.
Хромов висел на полу кабины - пол теперь был потолком, - зажатый между вторым креслом и приборной рамой. Он долго возился с тяжелой рамой, стоя в очень неудобной позе.
Несколько раз ему казалось, что он никогда не вытащит Хромова и тот будет вечно висеть на полу. Это было противоестественно, и Хромова, очевидно, нужно было вытащить. Он рассуждал об этом вслух. Наконец это ему удалось, и он почти машинально проделал с Хромовым примерно то же, что с Захарченко. Только кислорода у Хромова было больше, зато он, наверное, сильно ударился головой и у него была, кажется, сломана рука. В общем он пострадал сильнее Захарченки. Оба пока не приходили в сознание, но жили, жили.
Впрочем, он не думал об этом. Он сидел, прислонившись к глыбе, и безучастно смотрел на появившиеся наверху огни, множество огней. К нему спускались люди, что-то крича. На него налетел Анри Легран и затормошил его.
- Живы?! И ребенок? - И Привалов не удивился, что Анри знает о ребенке.
Француз кинулся к людям, что-то делавшим около пострадавших, и тут же вернулся обратно.
- Ну, они живы! - бодро сообщил он, как будто для Привалова это было новостью. - Вы их спасли, конечно. У Хромова перелом руки и сотрясение мозга. Жалко романтика, ох, как жалко. Захарченко, тот быстро оправится. А ребенок! Вы знаете, чей это ребенок? Это сын Витковского, начальника Западной. Только вчера прилетел с матерью. Отпустили погулять, а он заблудился. За 400 километров отмахал! У него был микроглайдер, специально для него сделали. Может, проехаться захотелось, а тот и сломался. Нашли его в вездеходе. Теперь не поймешь, когда он сломался. Удивительная беспечность! Отпустить ребенка одного. И вот несчастье. А мальчонка-то только вчера прилетел, вы подумайте. Витковский волосы на себе рвет, мать плачет. У них испортилась связь, и они долго не могли сообщить по Станциям. Искали сами. Потом послали к нам человека. Сразу после нашего разговора меня со Станции и вызвали. Услышал я - черт возьми, вот так штука! И вам - а вас и след простыл...
Привалов с трудом заставил себя слушать. У него очень болела голова. Сначала он хотел объяснить, что сам догадался, чей ребенок и как все произошло, потом вяло подумал: зачем?
Мальчика разбудили, и он опять заплакал. Это встряхнуло на минуту Привалова. Он хотел сказать, что надо осторожней, ведь у мальчика сломана нога. Но потом опять подумал: зачем? С ними же врач.
Он посмотрел на Анри.
- Да, - с трудом сказал он. - Они нашли его случайно. Пока они чинили поломку, услышали его. Ночью слышно далеко. Он давно заблудился и у него кончался кислород. Захарченко отдал ему свой, почти весь. Вот почему они так спешили. У них же не было запасного баллона. А на такой скорости тормоза не помогут.
Подошел врач, маленький круглый человечек.
Он изо всех сил старался казаться огорченным, но это ему плохо удавалось Он потирал ручки в неуклюжих перчатках скафандра и усмехался. Это было неприятно. Привалов посмотрел ему в лицо - тот сразу смутился, закашлялся и отвернулся. Привалов подумал, что для врача, скучавшего здесь, постоянно жаловавшегося на "глупую пустыню, где и болеть-то не умеют", и вспоминавшего, как хорошо он работал там-то и там-то, как его ценили те-то и те-то известные врачи, - что всегда раздражало Привалова для него это первый случай практики за последние три года. И вот он не может удержать детской радости в предвкушении "настоящего дела", и что, в сущности, это очень милый и добрый человек, страстно любящий свою профессию, и что Анри тоже милый человек, и Курт, и все очень хорошие люди.
В кабине орниплана (Привалов, Анри, врач и пострадавшие летели первым рейсом, затем орниплан должен был вернуться вытягивать покалеченный вездеход) он думал о том, что теряет чудесного парня - Хромова, что неизвестно, кого пришлют взамен, и что зря, пожалуй, он не отпустил Хромова в звездную, пусть бы летел, романтик, глядишь, прославился бы; и что теперь вот Хромов никогда больше не полетит ни в какую звездную... А Захарченко молодец, с ним мы еще дел понаделаем. Поправится, я его еще пропесочу за этот случай. Жаль Хромова вот только... А мальчонка! Судить таких родителей надо. Витковский, Витковский-то! Хорош начальник Западной. Тоже сейчас сам не свой. И поделом. Плакал в карьере. Сам виноват. А мальчика жаль. Ну, поправится. Еще космонавтом знаменитым будет. Колька давно мечтает...
- Как, Привалов? Помнишь: "...слышал плач". Как сказал ты, я думаю: ну, все - тронулся старик! - смеялся Анри. Он был рад, что все живы и все кончилось сравнительно благополучно. - Помнишь, а? А Захарченко дать нагоняй все-таки надо.
Привалов посмотрел на него.
- У меня очень болит голова, - сказал он.