Вскоре к беседующим присоединился Манолис. За последние несколько лет они с Антонисом крепко сдружились и теперь стали неразлейвода. Поначалу Антонис относился к двоюродному брату хозяина с осторожностью, но в конце концов молодые люди обнаружили, что у них много общего, в том числе – страсть к музыке. Они часто играли вместе: Антонис – на деревянной флейте тиаболи, а Манолис – на лире.
Гиоргос поздравил новоиспеченного ноноса. Как и многим гостям церемонии, Гиоргосу казалось странным столь поразительное сходство двоюродных братьев. Оба были одинакового роста, под два метра, и сильно выделялись на фоне довольно низкорослых жителей Крита. У обоих высокие скулы, густые темные волосы. Возможно, нижняя челюсть у Андреаса была слегка тяжелее, но не эта особенность позволяла окружающим легко различать братьев. Шалопай и весельчак, Манолис постоянно хохотал и улыбался, и вокруг глаз у него легли глубокие морщинки. Андреас же был довольно суров и угрюм, и будто под тяжестью невеселых мыслей его плечи слегка сутулились.
Вскоре начались танцы, и сперва музыканты заиграли сиганос, плавный и легкий танец, участвовать в котором могли как мужчины, так и женщины. На террасе дома Вандулакисов было достаточно места для того, чтобы сотня человек встала в круг. Как только первый круг составился, внутри его тут же образовался второй круг, а затем еще один и еще, пока не получилось четыре концентрических круга.
В оркестре играли десять музыкантов: двое – на лире, трое – на лютне лауто, еще двое – на гитаре и по одному – на скрипке, барабане и мандолине. Нежные и ритмичные звуки зачаровывали. Сиганос является медленным вступлением к другому греческому танцу, пентозалису, сложную схему которого знали на Крите даже дети. Едва заслышав знакомую мелодию, они переставали беситься и вставали в круг ко взрослым, уверенно повторяя все движения, будто выучили их еще в утробе матери.
Как только большинство гостей увлеклись танцем, Гиоргос воспользовался моментом, чтобы уйти. Он вежливо попрощался с Вандулакисами и незамеченным покинул праздник.
В какой-то момент по просьбе Антониса Манолис отправился к своему грузовику за лирой. Вернувшись к гостям, он сел, взял в левую руку изящный инструмент, а в правую – смычок. Лира казалась такой маленькой в больших руках Манолиса, однако звук ее был громким и глубоким, и искусную мелодию не могло заглушить даже бренчание лауто. Темп музыки все убыстрялся, но Манолис не делал пауз, продолжая играть на своем трехструнном инструменте целый час или даже больше.
Лире Манолиса вторили остальные инструменты оркестра. Казалось, у музыкантов открылось второе дыхание. Музыка плыла над толпой гостей, словно искала убежища в окружающих холмах. Взгляд Манолиса был устремлен куда-то вдаль. Хотя он сидел в самом конце ряда, именно к нему было приковано внимание слушателей и именно его мелодия задавала тон оркестру.
Около десяти часов перед гостями выступил известный певец. Это выступление стало важнейшим событием вечера и привнесло в праздник то, что называют греческим словом кефи, – дух неистовой радости.
А под конец вечера Манолис станцевал перед всеми зейбекико. От искусных пируэтов танцора невозможно было оторвать глаз. И хотя зейбекико, по сути, выражает душевную боль, Манолис, скорее, просто хвастался перед зрителями своим умением красиво двигаться.
Андреас же большую часть вечера провел в разговорах с родными и близкими, благодаря их за то, что пришли, и за то, какие подарки они приготовили для его дочери. Время от времени он искал глазами жену и замечал, что та улыбается. Впервые за год без малого Андреас видел Анну счастливой и расслабленной. «Наконец-то, – мелькнуло у него в голове, – она становится прежней».
Как только зазвучала новая мелодия, Анна присоединилась к танцующим, и Андреас потерял ее из виду. Иногда в толпе мелькало ее малиновое платье. Наконец, подчиняясь танцевальному ритму, женщина оказалась почти напротив своего супруга, и он смог разглядеть ее лицо. На нем по-прежнему сияла улыбка, а сама Анна, казалось, была полностью захвачена танцем.
Чтобы прийти в себя после столь роскошного празднества, или гленди, гостям потребовалось несколько дней. Приближалась осень, и работы в поместье становилось с каждым днем все больше, однако люди никак не могли настроиться на рабочий лад.