Наступило короткое неловкое молчание. Бэннерман апоплексически побагровел. Бимис смотрел на Дэмона с раздражением и отвращением. На лице Мессенджейла застыло знакомое Дэмону выражение зловещего раздумья. Фарнхэм изучал пальцы своих рук. Лицо Брокау было непроницаемо, но в ледяных синих глазах мелькал слабый отблеск презрительного удивления. Заместитель министра, недоверчиво раскрыв рот, крутил свои очки. Ну что ж, пропадите вы все пропадом. Вы узнаете правду, пусть даже вам придется подавиться ею.
— Это ваше продуманное мнение специалиста, Дэмон?
— Да, сэр. Отнюдь не будучи первоклассной ударной силой, эта «армия» — я употребляю это слово в кавычках — раскрошится, как мел, и разлетится по ветру, столкнувшись с любым организованным сопротивлением… Я беседовал, и довольно долго, с генералом Хоань Чаком в Плен Хоа, а также с двумя другими командирами расположенных на севере страны соединений. И могу, не колеблясь, сказать, что эти люди не только откажутся поддержать авантюру, подобную той, о которой говорилось здесь сегодня, но и будут постоянно противиться проведению любой операции во взаимодействии с этими недисциплинированными дивизиями Чан Кайши. — Обведя взглядом сидящих за столом, Дэмон спросил: — Неужели мы серьезно рассматриваем вопрос о развязывании на Азиатском материке подобной воины, большой и нескончаемой?
— Послушайте, Сэмюел, — резко сказал Мессенджейл, — вы приехали сюда на увеселительную прогулку всего каких-то жалких два месяца назад…
— Я приехал сюда, в Азию, двадцать четыре года назад, и я не отсиживался, потягивая виски с содовой, в Шанхае или в миссиях. О народной войне я узнал не с чужих слов. И я провел почти шесть недель в этой стране. Беседовал с хотиенцами всех званий и положений и слышал, что говорят они. А вы, джентельмены, вы делали это?
— Ответьте, Дэмон, бога ради, — вмешался Бимис, — на чьей вы все-таки стороне?
— Я на стороне действительности и против принятия желаемого за действительное.
— Действительное? Действительность состоит в том, что они, эти люди, — наш противник. Этот народ безоговорочно противится нашему образу жизни, нашим усилиям модернизировать их страну, создать в ней промышленность, поднять уровень их жизни. Вы что же, в этом тоже сомневаетесь? Будь я проклят, если я знаю, каковы ваши убеждения, но догадываюсь: то, что о вас говорят, правда…
— Что же обо мне говорят, мистер Бимис? — спокойно спросил Дэмон.
Вертя шеей, словно воротничок душил его, промышленник зло посмотрел на Дэмона, но ничего больше не сказал.
— Я думаю, что никто не ставит под сомнение мою лояльность, — продолжал Дэмон. — Я служил своей стране сорок три года, служил и в хорошую погоду, служил и в ненастье, и это имеет гораздо большее значение, нежели вы думаете, мистер Бимис. Но я уважаю патриотизм людей других стран, людей, которые совершенно так же преданы своей стране, точно так же готовы к самопожертвованию и так же честны, как и мы. Случается, что они не веруют в то, во что веруем мы. Но обладаем ли мы неким неопровержимым доказательством того, что наш путь является единственно возможным путем для всего остального мира? Для мира, который не так уж трепещет перед нами, как нам хотелось бы думать. Для мира, который относится к нам совсем не так дружественно и совсем не с таким уважением, как это было всего лишь пятнадцать лет назад…
— Такой разговор ни к чему не приведет, — горячо возразил Бимис. — Вы считаете себя слишком хорошим для всех этих дел, не так ли, Дэмон? Слушайте, у нас у всех есть дела, которые надо делать и которые не ждут. Мое дело управлять «Комнетрином», а ваше — исполнять принятые решения.
— Небольшая поправка, — парировал Дэмон. — Мое дело давать советы. И я даю их.
— Сэмюел, — вмешался Мессенджейл, вынув изо рта свой гагатовый мундштук, — уж не пытаетесь ли вы выдвинуть теорию, что коммунистический Китай не является противником Соединенных Штатов?
Мессенджейл… Он по-прежнему обладает властью, обаянием, плавностью речи, поразительными интеллектуальными достоинствами… Он всегда будет таким, всегда будет командовать… Но сейчас это не имеет значения. Этот безумный план нападения на континентальный Китай с использованием деморализованной, дряхлой, оборванной армии Чан Кайши был задуман не ради интересов вооруженных сил, или страны, или мира.