Голос у него был тихий, но глубокий, с каким-то странным тембром, и впервые мне пришла в голову мысль, что это не совсем человеческий голос.
– Вероятно, вы правы, – ответил я. – То, что вы сказали, я понимаю, но не могу вникнуть в сущность вашей нравственности. Ведь вот вы живете среди нас, видите страдания, ложь, насилие, видите, как, беспомощные, отчаявшиеся, бьемся мы иногда в заколдованном круге невежества. И в то же время хорошо знаете, как помочь укрепиться всему доброму и справедливому. Но не вмешиваетесь. Не искажает ли это смысл вашего существования?
Он взглянул на меня как-то особенно.
– Тогда вообразите себе, что в нашей нравственности намного больше разума, чем чувства.
– Трудно мне это понять, – сказал я. – Ваша цивилизация более совершенна, чем наша; значит ваша нравственность должна быть выше. И, вероятно, у вас вызывают ужас некоторые явления, с которыми мы свыклись. Войны, например. Представьте себе, что завтра перед нашим человечеством встанет угроза ядерного самоуничтожения. Неужели вы даже этому не помешаете?
– Нет, конечно, – твердо сказал он. – Вы обязаны сами найти выход из кризиса. Если мы вам помешаем, вы не приобретете иммунитета и впоследствии погибнете от еще более страшной катастрофы.
– Да, вывод логичный! И тем не менее я не могу его принять. Почему вы не можете избавить нас от мук, в которых мы сами не повинны? Спасите хотя бы от рака… Или от туберкулеза.
– Ведь я уже объяснил вам, – ответил он, слегка нахмурясь. – Те, кто умнее меня, решили, как следует поступать, и я не имею права ничего изменить.
Внезапно мне пришла на ум спасительная мысль:
– Тогда помогите хотя бы моему другу. Согласитесь, что один-единственный случай вмешательства не изменит исторического пути развития человеческого общества.
Он молча откинулся назад. И мне показалось, что в тот момент он заколебался.
– Нет, я не имею права! – сказал он, опять нахмурившись.
– А почему же вы помогли мне? Почему избавили меня от смерти?
– Тогда я подумал, что это несчастье случилось по моей вине. А я не имею права быть виновным.
Меня вдруг охватило чувство безнадежности, и я замолчал. Молчали мы оба. На улице уже стемнело, но в комнате было все так же светло, как днем. Странно, в ту минуту на меня это не произвело особенного впечатления.
– И все-таки вы будете соучастником в наших делах, – сказал я. – Я опишу все, что сегодня случилось.
– Ну, это не проблема, – усмехнулся он. – Я в одно мгновение мог бы стереть в вашем мозгу все, что вы собираетесь запомнить.
– И вы действительно это сделаете?
– Да нет, конечно… Пишите что хотите. Все равно никто вам не поверит…
– Не поверят отдельному случаю, возможно, но поверят истинам, которые я выскажу.
– Эти истины давно известны людям, – ответил он. – Я не открыл вам никакой Америки.
Это были его последние слова, которые я помню. Проснулся я на рассвете одетый, в том же кресле, где сидел накануне вечером. Вернее, там, где меня усыпили. Незнакомец прикрыл меня легким одеялом и, разумеется, исчез.
Нет, я помнил все, он не посягнул на мою память. Я встал и открыл окно. Солнце еще не показалось из-за горной вершины, но весь двор передо мной был залит нежным светом. В глубине двора, словно маленькие планеты, белели хризантемы. Так тихо было, ни один лист не шелохнулся на деревьях. Бисеринки росы едва заметно переливались разными цветами. Не знаю, в каком мире живет он, но наш мир действительно прекрасен. И может быть, в его одиноких скитаниях это было единственной ему наградой?
Несколько дней я жил словно во сне. Естественно, я работал, но все, что ложилось на бумагу, казалось мне вялым и пресным, как трава. Потом я бросил работу и принялся читать. Но и это не помогало. Наконец воскресным днем я завел машину и осторожно спустился вниз по узкой проселочной дороге. Выбравшись на шоссе, я свернул налево по направлению к санаторию, хотя как будто и не думал туда ехать. Чем быстрее сокращалось расстояние, тем сильнее росла в душе тревога, и я чувствовал, как у меня начинают дрожать колени. Но несмотря на это, я все прибавлял скорость; машина неслась по шоссе на своих лысых, стершихся шинах. Вскоре я увидел место, где едва не произошла катастрофа, но не остановился. Я просто сгорал от какого-то внутреннего нетерпения.
Даже не помню, как добрался я наконец до санатория. Постучал в белую дверь кабинета доктора Веселинова и вошел, не ожидая приглашения. Врач сидел на своем обычном месте, разглядывая рентгеновские снимки. Он посмотрел на меня, на лице его было написано изумление:
– Это просто невероятно! – сказал он вдруг осипшим голосом.
Я почувствовал, как огромное облегчение, словно чужая горячая кровь, растеклось по моим жилам.
– Невероятно? А что именно?
– Ваш друг выздоровел.
– Как это выздоровел? – Я лицемерно изобразил удивление.
– А вот так. По-настоящему, абсолютно выздоровел. Вот его снимки – словно бы он никогда и не болел. Его легкие полностью обновились.
Я не стал смотреть снимки, мне незачем было их смотреть.
– Не может быть! – сказал я. – Наверно, просто перепутали снимки.
– Как то есть «не может быть»? – ответил он раздраженно. – Это факт! Перед вами уже вторые снимки, все было сделано под моим личным контролем.
Я счел благоразумным промолчать. Во взгляде доктора по-прежнему сквозило недоумение, он глуповато хлопал выгоревшими ресницами.
– Я сделаю завтра научное сообщение! – воскликнул он. – Мои коллеги будут потрясены!
– Не стоит делать никакого сообщения, – усмехнулся я.
– Почему? – удивился он.
– Потому что это невозможно обосновать научно. Вы просто сообщите об одном факте, которому по сможете дать научного объяснения.
Он нахмурился, но промолчал.
– И во-вторых, что очень важно, поймите, вам никто не поверит.
– Ну почему не поверят? – вспылил он. – Ведь есть же снимки!
– Снимки, снимки… Чепуха! Вы ведь видели по крайней мере двадцать снимков «летающих блюдец», но не поверили?
– Да, но… существует этот выздоровевший человек…
– Смею утверждать, что и это вам не поможет…
– Вы что, не верите? – спросил он резко.
– Я-то, конечно, верю. Но другие не поверят. Вы научный работник, разве вы сами не понимаете? Это невозможно. Все ваши коллеги подумают, что вы или сумасшедший, или мошенник. Второе представится более вероятным, но и более печальным.
Теперь он перестал моргать, как будто протрезвел. Незаметно, молча наблюдал я, как мучительно он размышляет, его здоровый, свежий ум просто разрывался там, в черепной коробке!
– А знаете что, ведь вы совершенно правы, – наконец произнес он с облегчением. – Конечно же, единственный факт это еще не доказательство…
– А где он?
– Кто? – спросил он рассеянно.
– Мой друг.
– Встал, естественно. Понемногу гуляет в парке.
Всего несколько шагов отделяли меня от раскрытого окна. Я сразу же увидел его – он стоял возле декоративного куста и держал в руках что-то белое, похожее издали на птичье яйцо. Он рассматривал предмет сосредоточенно, время от времени проводя по нему ногтем.
– Что ты там делаешь? – окликнул я его.
Он вздрогнул и обернулся. Лицо его неузнаваемо изменилось, оно не было похоже на лицо того человека, которого я навещал несколько дней назад.
– Ничего, – ответил он смущенно.
– А что ты держишь в руке?
– Улитку…
– Сейчас же положи ее обратно, – сказал я раздраженно. – Слышишь?
– Почему?
– Потому что я тебе это говорю!.. Идем, быстро!
Он не стал спорить, повернулся и начал бережно устраивать улитку на веточке. Но когда он отнял руку, она сорвалась и упала. Он нагнулся и поднял ее с земли.