— А вот это уже оскорбление! — вскричал знаток. — Я требую сатисфакции!
— К вашим услугам, — отозвался незнакомец.
Зрители-обыватели оживлённо шушукались. Вот так оборот! Никто и не ожидал, что на этой скучной, обречённой на провал выставке разразится такой презанятный скандал.
Тилль, слушавшая всё это с нараставшим испугом, взмолилась:
— Кто бы вы ни были, прошу вас, остановитесь! Не нужно этого делать...
— Госпожа автор, ваша честь стоит того, чтобы её защищать, — возразил незнакомец.
— Нет! Эти картины не стоят того, чтобы из-за них кто-то пострадал! — вскричала Тилль.
Но она не могла остановить поединок, который состоялся на крыльце галереи, под проливным дождём. Кто-то съездил и привёз старинные, но ещё отменно исправные дуэльные пистолеты. Дождь нещадно мочил франтоватый, щегольской костюм незнакомца в маске, капельки воды блестели на его лакированных туфлях. Одет он был, как для похода в театр. Эта безупречно белая рубашка с галстуком-бабочкой могла сейчас обагриться кровью... Пуля могла пробить эту бутоньерку на груди, а следом и сердце дерзкого храбреца. Рукой в перчатке он взял своё оружие.
— Ещё раз умоляю вас, не надо! — с отчаянием и почти без надежды обратилась к нему Тилль, над которой кто-то заботливо держал зонтик.
— Не бойтесь, госпожа автор, — спокойно и почти весело ответил тот. — Всё обойдётся. Ну а если нет... То умереть за вас почту за честь.
Знаток-критик выстрелил и промахнулся, а выстрел незнакомца сбил с него шляпу и оцарапал голову. Если б пуля просвистела хоть на волосок ниже, не бывать бы ему в живых. Увидев на своих пальцах кровь, пролившуюся из царапины, горе-дуэлянт решил, что смертельно ранен, и хлопнулся в обморок.
— Трус, — холодно и звонко расхохотался победитель. — Ну, вот видите, госпожа автор! Зря вы боялись.
Тилль стояла ни жива ни мертва. Незнакомец отбросил пистолет, поклонился ей, дотронувшись до полей шляпы, и исчез прежде, чем кто-либо успел опомниться и задержать его.
Скандал привлёк к Тилль внимание, но не совсем то, которого она желала. О ней судачили, гадали, какие отношения её связывают с таинственным незнакомцем, вступившимся за честь её картин. Ей приписывали с ним любовную связь. Всё это было очень неприятно, грязно. Но, как ни странно, картины вдруг начали покупать. Большинство рассуждало: раз из-за них приключилась такая пикантная история, значит, в них что-то есть.
Но не такого признания хотела бы Тилль. Скандальная известность — не та известность, благодаря которой творчество остаётся в веках. Она долго не могла работать, не брала в руки кисть и даже карандашных набросков не делала. У неё в доме был хороший чай и хлеб с маслом, букеты осенних цветов стояли на столиках.
Однажды она пришла к стене полуразрушенной тюрьмы, на которой когда-то нарисовала зверя. Там остался только фон — ночное небо, луна и переплетённые ветки. Самого зверя не было.
Услышав шорох, она обернулась испуганно. За её спиной стоял незнакомец — тот самый, устроивший дуэль на выставке.
— Ну и ославили же вы меня, мой неизвестный доброжелатель, — с горькой усмешкой сказала Тилль. — Я, наверно, должна сказать вам спасибо, но почему-то не хочется.
А незнакомец снял маску и шляпу и оказался... Зирой.
— Опять я тебе не угодила. — Её губы дрогнули в подобии улыбки.
Как Тилль не узнала тогда её голос? Может, Зира его каким-то образом изменяла — ведь предел её способностей был неизвестен. Но Тилль больше интересовало другое:
— То, что ты говорила о моих работах, защищая их... Ты правда так считаешь? Раньше я слышала от тебя иное мнение.
— Я по-прежнему чужда тебе, — усмехнулась Зира. — Но не отказывай мне в способности понимать иные точки зрения, отличные от моей. Я никогда не оценю твоего творчества так, как ты хотела бы, оно никогда не будет мне близко, но чуждое — не значит плохое. И если мне непонятен свет, который излучают твои картины, это не значит, что он уродлив. Попытайся и ты взглянуть на меня иначе, выйди за рамки привычного восприятия. Я не прошу твоей любви — насильно мил не будешь. Но оставаться в стороне, когда тебя оскорбляют и топчут, я не могу.
Начинал накрапывать по-осеннему зябкий и неуютный дождик.
— Как твои летающие корабли? — спросила Тилль.
— Благодарю, прекрасно, — ответила Зира. — Грядёт большая война, в которой они пригодятся.
— Так вот, значит, какое применение ты нашла своим знаниям, — невесело усмехнулась Тилль. — Направить свой талант в русло убийства и разрушения — что может быть печальнее?
— У каждого свой путь, — сказала Зира. — И своё призвание. Но задумайся хотя бы на миг о том, что, быть может, всё это строится не ради убийства, а для твоей защиты. Посмотри на это под таким углом, прежде чем порицать.