Выбрать главу

— Алена? Кто-то пришел? — сонный голос Нины.

Вбежала в комнату, благо темно, глаз не видно:

— Спи, это Оля заходила, ушла уже.

— Но я слышала мужской голос…

— Она с Володей вместе…

— А что ушли?

— Ну узнали, что ты спишь, и ушли. Хотели поболтать.

— Так я ж уже не сплю! Зови. — Нина выпросталась из одеяла. — Или нет, пошли к ним, у них «Оливье» оставался.

В принципе можно было спрятать Иосифа на черной лестнице, вывести Нину, спуститься к ребятам. Потом улизнуть к себе и держать оборону. Так и так держать ее придется двое суток, не все ли равно, когда начинать?

— Или нет, Ален, давай посидим, чайку попьем, я ж полгода тебя не видела.

— А ребята…

— Ну подождут. Мне тебе надо кое-что рассказать. Со стула свалишься.

— Ладно… Сейчас скажу ребятам, что мы попозже придем. — И Алена рванулась к входной двери.

— А по телефону нельзя?

Алена подумала, что за дверью стоит Иосиф, и это показалось ужасно смешным. И еще ей пришло в голову, что он вот-вот снова позвонит в дверь.

— У них телефон сломался! — И Алена выскочила на лестничную клетку.

Иосифа не было.

22

Рано или поздно пришлось бы их познакомить — Иосифа и Ольку. Алена знала, что подруга обижается, хоть виду и не подает. Приедет Ося — Олька исчезнет, уедет — она еще пару дней не появляется, дуется. Раньше ждала приглашения, теперь уж и не ждет.

Но сейчас встречи не избежать: спорить с Ниной бесполезно, не торчать же Иосифу на лестнице еще полчаса, а то и час. Ну что ж его так рано принесло! Хоть предупредил бы.

Теперь: посадить Иосифа у Ольки, а потом разрулить как-нибудь — Нину спустить, Осю поднять. «Не было у бабы заботы»… Да, кстати, — а где порося?

На черной лестнице темно, хоть глаз коли.

— Ося?

То-то на третьем этаже обалдеют. А будь ее воля, еще сто лет не знакомила бы, и пусть думают, что хотят. Если у Ольги смелости спросить не хватает, так что ж. Хотя, если спросила бы, что отвечать?

— Ося, ты тут?

Этажом выше хрюкнули.

Стала осторожно подниматься.

Что отвечать — если спросила бы… Ведь не скажешь, что тебе неловко за человека — только потому, что семь лет назад его «по кусочкам собрали» (пакостное выражение), после того, как какой-то идиот из-за поворота вырулил, не глядя. Неловко, что он сильно хромает, что на лице два шрама — не из тех, что красят мужчину. Первый раз, нет, не испугаешься, но как-то вздрогнешь внутри, и глаза не поднять, чтобы снова посмотреть. Когда она увидела Иосифа, оставшись у Кочуров на ужин, то говорила исключительно с профессоршей. Он шутил, а она смеялась, не отводя глаз от бледно-желтого пятнышка на скатерти. А потом снова принималась о чем-то расспрашивать Кочуриху. Какая дикарка она была… То ли дело Нина: Иосифов вид нисколько не смутил ее. «Конкуренции меньше», — прокомментировала она.

И вот теперь придется тащить Осю к Ольке, без предупреждения… И даже не в том дело, что Олька теперь себе думать будет, а просто не хочется Иосифа лишний раз травмировать. Как-то — уже в Москве — вышли из кино, и какая-то тетка с двумя сумищами пилила навстречу, вся в себе. А проходя мимо, глаза подняла и так явно дернулась, охнула. Ося, как всегда, отшутился, но осадок остался. С тех пор на улицу почти не выбирались, да и холода наступили. Не то чтобы из-за тетки, но все сразу: и ходить Осе долго тяжело, и времени всегда немного.

Иосиф стоял на черной лестнице этажом выше, такой родной, вечно неунывающий Ося. С лестничной площадки сквозь матовое стекло в двери пробивался свет.

— Ося! Что ж ты так рано… ведь говорил…

— Розыгрыш! Сюрприз! А что?

— А то, что Нина у меня… Ничего смешного не вижу! Ты побудь полчасика у подружки — помнишь, я тебе рассказывала, ну, Оля? — а я потом Нину к ним переправлю. Она упрямится, сейчас идти не желает, ну что я могу сделать?

— А ты скажи, что негодяй уже тут. Что будет чистой правдой. В смысле, что я тут.

— Ося! Она жаждет этого «негодяя» лицезреть. Я ее тогда вообще не выкурю. У меня один козырь: в двенадцать на третьем этаже ложатся спать, поэтому ей надо там появиться раньше полуночи, чтобы людей не напрягать.

С Иосифом всегда легко. Он никогда не отказывается, не ерепенится, более того: все принимает с энтузиазмом.

— Ну отлично. Ты с нами спустишься?

— Ты себя уже на «вы»…

— Нет. Мы ж со свином.