Гостей собрали на кухне, вокруг накрытого стола, на котором их поджидали глубокие тарелки с каким-то густым багрово-красным супом, в него хозяйка зачем-то бухнула ложку сметаны. Стараясь удержать на лице улыбку и не скривиться от отвращения, Гарри сел к своей тарелке, тоскливо взирая на это безобразие — фуй… сметану в жирный суп…
Но, видя, с каким аппетитом ест Алёшка, Гарри заколебался, взял ломоть странного коричневого хлеба с черной горелой коркой и поднял ложку. Что ж, претензии к русскому борщу у него пропали после первого же глотка — красный суп оказался вполне съедобным, кисленький и сытный. Всё в нем имело кисло-соленый вкус: и картошка, и капуста с морковкой, и сам бульон с говядиной, и кубики какого-то овоща, розового и сладкого. Он приятной теплой тяжестью осел в желудке, нагоняя сон, Гарри отогрелся, разомлел и с полусонной благодушностью смотрел, как тот же борщ из мисок на полу едят собаки. Бейли, довольно ворча и громко чавкая, лакал бульон, Терри же, напротив, брезгливо копался в содержимом, выуживая мясные волоконца и отодвигая на край миски вареные овощи, в результате чего остался голодным, потому что Бейли, проглотив свою порцию, без церемоний оттер пекинеса плечом и в момент подъел всё подчистую.
Чай пили с бутербродами и печеньем «Юбилейное». За чаем и попытались поговорить, но, ясен пень, ничего не вышло: ни гости, ни хозяева инязы в школе не проходили, умели говорить только на своем родном наречии. Правда, Лёшка вроде как придумал выход из ситуации, выскочил раздетым на лестничную площадку и спустился на этаж за соседкой из тридцать третьей квартиры, привел. Девочка лет четырнадцати и ростом метр семьдесят вошла, по-журавлиному переставляя ноги, хоть и высокая, но сутулая, с огромным носом меж маленьких подслеповатых глазок.
Аля Ганина стала их переводчиком, по-английски она худо-бедно, но могла объясниться. Теперь-то гости и хозяева смогли познакомиться по полной и выяснить цели приезда. Узнав о медведях с балалайками, Геннадий Михайлович ударился в веселую истерику — хохотал долго и честно, заливался слезами и хлопал себя по коленям. Алька ржала, как пони, хрипло и заливисто. Лёшка, хихикая, принес с зеркала из прихожей фарфоровую статуэтку, изображавшую всё того же пресловутого белого мишу в крестьянской косоворотке с балалаечкой в лапах, у последней был отколот гриф, но медведь-балалаечник всё равно выглядел молодецки, он лихо жарил-наяривал по струнам, притопывая ногой в такт музыке.
Короче, наивному иностранному мальчику по имени Гарри объяснили, что в данное время медведи, играющие на музыкальных инструментах, остались лишь в фольклорном и изобразительном искусстве: в лубочных и глиняных изделиях, в дереве и фаянсе, на страницах детских книжек сказок, как волшебники, принцессы и драконы, к примеру. При последнем пояснении Гарри смутился, вспомнив свои собственные умозаключения о Санта Клаусах, странствующих по каминам с мешком подарков.
После ужина детей пригласили в зал поиграть в настольные игры — у них, как правило, нет национальности, и кубики с фишками к ним выглядят международными близнецами. Потом, когда подлое время с трудом доползло до девяти, было решено лечь спать, всё равно ночь и делать нечего… Для Северуса разложили диван тут же в зале, застелили свежим бельем, выдали пижамы ему и Гарри с Дереком, которому поставили кушетку, Пенни и Дадли устроили в комнате Алёшки, у него были кровать и кресло-диван. Геннадий с женой Еленой ушли к себе.
Северус расслабленно вытянулся под толстым одеялом, Гарри уютно зарылся ему под бок и, полежав немного, тихо шепнул:
— А всё-таки нас встретили, да, папа?
— Да, Гарри… — Северус негромко усмехнулся в оранжевый полумрак, обеспеченный светильничком-ночничком. Он тоже чувствовал некую благодарность к семье Легостаевых, не прошедших мимо растерявшихся и потерянных иностранцев. И всего лишь потому, что мальчишки твердо решили подружиться. Ну, так или иначе, а сон их вскоре сморил, бурливший ранее в крови горячий адреналин к ночи, в более спокойной обстановке, резко пошел на спад, оглушая их сонной одурью, звоном в ушах и гудением в ногах.
Разбудили их голоса, прохлада и странная морозная свежесть. Разговаривали Алёша и его мама, прохладой веяло от открытого балкона, а морозной свежестью тянуло от…
Палатки? Гарри сел, яростно протирая глаза, стремясь проснуться и убедиться, что это не сон: посреди большой комнаты стояла палатка, от которой ощутимо несло морозом, как от распахнутой двери морозильной камеры холодильника. Из палатки выглянул Алёшка, увидел проснувшегося Гарри, засмеялся и крикнул:
— Гарька, скорей иди сюда, пока она не оттаяла и стоит!
Ну, призыв Гарри понял, спрыгнув с дивана, он юркнул к другу, сел, посмотрел и понял — палатка была из промороженной простыни, сложенной пополам. Однако ничего себе холодрынь снаружи, белье колом стоит! Белая палатка, загадочная и вкусно пахнущая морозной свежестью, впрочем, недолго простояла, уже через несколько минут она начала оседать и оплывать, пока не шлепнулась на головы мальчишек тяжелой и холодной мокрой тряпкой. Комната огласилась испуганными воплями и визгом. Верещал Гарри, Лёшка хохотал, перебирая складки материи, чтобы выбраться. Из средней комнаты пришла Пенни, привлеченная шумом, за ней, кутаясь в одеяло, притопал Дадли. Увидели Гарри и Лёшку, барахтающихся на ковре среди складок белых тряпок, подивились и спросили, а что это тут такое делают?
С балкона с грохотом приползла вторая палатка, подталкиваемой Еленой. Поставив ее на место растаявшей, она подобрала простынь и весело, приглашающе глянула на Северуса, тот встал и пошел в ванную отжимать белье и приводить себя в порядок. Пенни и Дадли залезли в палатку к Гарри и Лёшке, решив тоже приобщиться к местным традициям. С кушетки тихо похохатывал Дерек, наблюдая, как тает и валится на ребят новая простынь.
Кроме неё, с балкона были принесены колготки и штаны со свитерами, и, глядя, как стоят брюки, дети развеселились вовсю и окончательно проснулись.
Завтрак состоял из манной каши, которую Лёшка придирчиво проверил на комочки и пенки, к счастью, их не оказалось, и ему не пришлось позориться перед гостями и давиться невкусной манкой. После каши последовал молочный суп с лапшой, и… и с пенкой, боже мой, мама, там пенка, фе…
Гостей пенка, однако, не испугала, они с интересом и большим удовольствием попробовали новое блюдо вприкуску с черным хлебом.
После завтрака Лёшка позвал ребят гулять. Оделись, вышли на крыльцо и осмотрелись: первое, что бросилось в глаза — сугробы… нет, не так, СУГРОБЫ: подъезд с обеих сторон по самые окна первого этажа завален снегом, впереди — неширокая однополосная дорога, и горы вдоль неё, горы отваленного и слежавшегося снега. Что-то Швейцария побледнела по сравнению с Сибирью, вот где снега много, по-настоящему много.
Лёшка махнул рукой, сбежал с крыльца, пересек дорогу и ринулся на штурм горы. Гарри, Дадли, Пенни и Дерек последовали за ним, ведя на поводках опешивших псов. Цепляясь за уступы и склоны, взобрались на вершину и увидели цель их восхождения — широкий двор. Спустились-скатились в него и окунулись в счастье, в пушистый, совершенно невероятный снежок. Спустили с поводков собачек. Терри растерянно затрясся-задрожал, подозрительно нюхая белое… что-то, несколько раз он его лизнул, распробовал и скорчил недоуменную рожицу — не понял шутки юмора, это ж вода…
А Бейли… Бейли ошалел, потрясенно взвизгнув, понесся кругами, превратившись в летящий снаряд, тараном врезался в Гарри и, опрокинув того, понесся дальше, сделав круг, снова сшиб Гарри с ног, а когда тот попытался встать, сбил его опять, уже нарочно. Очевидно, найдя это забавным, Бейли дотошно и аккуратно посшибал с ног остальных и долго развлекался, нарезая круги и бросаясь к каждому, кто пробовал подняться. Фыркая и звонко взлаивая, белоснежный и маленький, почти невидимый на белом поле, лишь горят азартом черные точки глаз, Бейли, впервые увидевший снег, наскакивал на ребят и раз за разом опрокидывал их, счастливый насквозь, от носа до хвоста.