Annotation
https://andronum.com/product/avilov-vlad-odnazhdy-sluchilos/
Авилов Влад
Авилов Влад
Однажды случилось
Утомленная июньским солнцем земля жадно
впитывала редкие капли дождя, падавшие с
небольшой тучки, лениво проплывающей над селом
Оно лежало в неглубокой ложбине, разделенное на
две неравные части маленькой речушкой, бравшей
свое начало от нескольких родников у подножья
невысокого холма с плоской, как бы срезанной
поверхностью, издревле служившей местом выпаса
крестьянских коров.
Вокруг села раскинулись бескрайние поля,
перерезанные ровными линиями лесопосадок. С
севера к селу почти вплотную подступал лес;
вначале редкие деревья и кустарники, затем все
гуще и гуще, пока, наконец вы не попадали в
настоящие заросли. Пройдя еще несколько десятков
метров вы вдруг оказывались на небольшой
солнечной поляне, заросшей густой по пояс травой.
По краям поляны там, где она смыкалась с лесной
чащью, особенно с южной стороны виднелись
кусты лесной малины.
Она недавно отцвела, и уже были видны
зародыши ягод, которые вскоре превратятся в
красные с синеватым отливом плоды с пряным
неповторимым ароматом.
По окрестным полям лениво гуляет легкий
шаловливый ветерок, он раскачивает головки
колокольчиков и маков в такт одному ему
известной мелодии. Потом ветерок затухает, как бы
прислушиваясь к их звону и, чуть слышно шелестя
в траве, отправляется в посадку на отдых.
Отдохнув, он появляется снова, но уже с другой
стороны. Головки цветов поднимаются навстречу
ему, все повторяется снова и снова.
Тучка махнула хвостом, стряхнула последние
капли влаги, давая понять всему, что росло под ней,
что она уходит не насовсем, еще вернется и напоит
своей живительной влагой забытую людьми землю.
На небе вновь засияли звезды. В их
переливающемся свете над хатами причудливо
струились синеватые дымки. Запах свежего первака
заполнял ложбину, а у речки, смешиваясь с
испарениями воды, вернее того, что в ней текло,
способен был затуманить даже самую крепкую
голову.
В такое время все сельчане становились
поэтами, злобные оголодалые собаки превращались
в смиренных ягнят. Положив головы на вытянутые
вперед лапы и закрыв глаза они вдыхали пряный
аромат, подвывая от удовольствия. Зато ночные
разбойники-соловьи, надышавшись до одури,
выдавали такие трели, которые не снились даже
виртуозам Москвы.
Нежна ночь над Мочалками.
1
Немного истории.
Она, то есть эта самая история, не только
показывает наше настоящее лицо, но и
предопределяет поступки в будущем, порой
настолько парадоксальные, что только тот, у кого
уже поехала крыша, может по достоинству оценить
их истинное величие.
Село Мочалки на речке Моча. Ударение на
первом слоге, чтобы там ни говорили злопыхатели,
а их, как известно, в нашем отечестве
предостаточно. Население - 1620 человек. Было.
До перестройки и Великой Сексуальной
революции, которые как мощный селевой поток
подхватили людей, завертели, закружили, ломая и
калеча всех и вся, кроме дерьма, которое, как
известно, в любых условиях выплывает на
поверхность, а условия для этого создали
идеальные. Не обошли эпохальные события
стороной и Мочалки с дышащем на ладан
колхозом, но не потому, что сельчане плохо
работали. Люди как раз в селе жили работящие,
основательные люди.
Просто руководили ими всякие партийные
затычки, периодически присылаемые из района
поднимать сельское хозяйство, в котором
смыслили, как сивый мерин в микрочипах.
Оглушенные происходящим вокруг люди
вначале притихли, но постоянное вбивание в голову
азов рыночной экономики сделали свое дело.
Народ понял, не тем занимались. Понял и
ужаснулся. Надо наверствывать упущенное. Не в
Мочалках же!
Воровать было уже нечего. Пока крестьяне
соображали что к чему, руководство все растащило
и прихватизировало. А как еще выкупаться в
богатстве, или "за гривну до мр╕╕". Не пшеницу же
сеять, а может с кистенем за околицу? Кого ты там
встретишь? Такого же бедолагу, как и ты. Народ
стал делать ноги.
Лаврентий Петрович Загребайло последние
десять лет проработал в колхозе парторгом.
Проработал, конечно, сильно сказано, но свою
посильную лепту в развал хозяйства внес. Внешне
добродушный с румяными щеками и слегка
вздернутым носом, характером обладал злобным и
мстительным. Не каждый мог вынести взгляд его
круглых, близко посаженных глаз. Усвоив еще в
комсомольской юности нехитрое жизненное кредо:
ты начальник - я дурак, я начальник - ты дурак,
он благополучно, а главное безбедно плыл по
течению мочалкинской жизни, как должное и с
достоинством принимал заискивание односельчан и
мелкие подношения при решении различных
вопросов колхозного быта.
Перестройка смела все его жизненные
ориентиры, а когда на заборах появились первые
нелестные высказывания о его многолетней
кормилице, он тщательно завернул в целлофан свой
членский билет, зарыл в погребе и отправился в
райцентр. Оттуда вернулся председателем сельской
администрации. Казалось, кризис преодолен, можно
снова учить людей, как надо жить, но исподволь,
незаметно пришла новая беда. Все шло к тому, что
учить скоро станет некого. Подхваченный вихрем
перемен, народ стал покидать тихие Мочалки, одни
с нетерпением желая побыстрее окунуться в разгул
демократии и базарной экономики, другие просто
избавиться от непотопляемого Лавруши.
Неясные мысли стали витать в голове
Лаврентия Петровича. Постепенно они приобретали
все более четкие очертания и, наконец, после
неоднократных консультаций с бывшими
подельниками по партии, выкристализовались в
Великую Идею. Село Мочалки с прилегающими к
нему бывшими колхозными землями было
провозглашено Независимым Европейским
демократическим государством Мочалки с
введением президентского правления. Дискуссия о
первом президенте велась достаточно остро,
сопровождалась ненормативной лексикой,
взаимными обвинениями и даже одним
мордобитием, из которого Лаврентий Петрович
вышел победителем, хотя и с расцарапанной
физиономией. Справедливость восторжествовала.
Назначение других должностных лиц прошло в
более спокойной обстановке, премьер -
министром, естественно, стал бывший председатель
колхоза, министром финансов бывший счетовод, а
вот революционные нововведения в составе
правительства, предложенные новоиспеченным
президентом, вызвали бурные споры, едва снова не