— Добрый вечер, — произносит мужчина, не задерживая взгляда на Милене. — Рад знакомству, Шакира. Милена, — он наконец-то кивает и ей. — Не скучаете?
— Антон Андреевич нас развлекает как может, — натянув глянцевую улыбку, отвечает Мила. — Отличная вступительная речь, Лео. Жалко, я была без своего фотографа, получился бы блестящий материал, — с этими словами она незаметно для себя допивает залпом бокал.
— Знаете, как это обычно бывает. Кто-то что-то снял, потом выложил в сеть. А потом какой-нибудь влиятельный гость полощет мозги по поводу того, что его прессует налоговая за те семь миллионов долларов, что он потратил на колье для своей подружки, — рассуждает Агрономов.
— Антон хотел сказать, что фотографии мы вышлем сами, — поясняет Каменев, внимательно рассматривая наряд Милены.
К слову, с нарядом Сотникова угадала. В меру откровенное силуэтное платье из черного бархата с разрезом до бедра смотрелось на ней бесподобно. А оперные перчатки изящно завершали этот образ.
— А где же твоя спутница, Лео? — лукаво поинтересовалась Милена. — В приглашении говорилось о сопровождении. Или вы с Антоном Андреевичем…
— Нет. Ты права, — кивнул Каменев, поджимая губы. — Я действительно должен вас представить.
Леонид отошел к компании, стоящей неподалеку от них, и что-то прошептал на ухо женщине в синем платье. А затем, он взял ее под руку и повел к ним.
Эта женщина хоть и выглядела старше хозяина вечера, но была бесподобна в своем наряде с длинными рукавами и симпатичной баской на бедрах. Она шла, уверенно придерживая его под руку и что-то увлеченно рассказывала.
Милена знала, зачем приехала в Рим. Она знала, для чего пошла на всю эту авантюру с интервью и была уверена, что выполнит свою работу безупречно, потому что чувства к Каменеву давно поутихли. Но сейчас, глядя, как он улыбается этой женщине, внутри нее поселилось какое-то странное чувство. Это что, ревность?
Пока девушки внимательно наблюдали за парой, направляющейся в их сторону, Агрономов с любопытством наблюдал за Миленой. Он был человеком внимательным и очень точно подмечал многие детали, хоть и старался всегда прикидываться компанейским. Он заметил, как Мила нервничает и пытается придать своему лицу равнодушие. В глазах ее мелькнуло что-то, что он не мог прочитать — была ли это ревность или просто разочарование.
— Что-то случилось? — спросил Антон, когда Милена вздрогнула от его неожиданного вопроса.
— Все в порядке, — улыбнулась она. А затем шепнула Кире, чтобы та принесла чего-то покрепче шампанского.
Когда Леонид со своей спутницей вернулись, та первым делом чмокнула пресс-секретаря в щеку, сообщая ему, что соскучилась. А затем протянула Миле руку:
— Виктория, — произносит она с итальянским акцентом.
Милена замирает. Вблизи женщина выглядит очень знакомой, как будто они когда-то виделись, но она не может вспомнить когда.
— Милена, рада знакомству.
Виктория широко распахивает глаза, а затем вопросительно смотрит на Лео.
— Очевидно, мы не сразу узнали друг друга. Отличная уловка, Лёнь, — переходит на русский она.
— Виктория Александровна?
Мила стоит ошарашенная. Она явно не рассчитывала встретить маму Леонида.
Глава 15. "Макдоналдс"
Мила стоит ошарашенная. Она явно не рассчитывала встретить маму Леонида. Сердце бешено колотится, словно прыгает на батуте, и эти удары приносят с собой забытые воспоминания из прошлой жизни. Девушка неосознанно делает шаг вперед, искренне улыбаясь женщине с такими же синими глазами, как и у Лео. Но вовремя себя одергивает, когда женщина брезгливо убирает руку.
— Не ожидала тебя здесь встретить, — произносит мама Лео и от ее недавней улыбки не остается и следа.
Милену окатывает горячей волной. Она смеряет Каменеву взглядом и понимает, что это больше не та женщина, на плече которой она рыдала в свои восемнадцать. Она стала сдержанней и холодней. Ее волосы, такие же темные, как и у сына, уложены в высокую прическу, макияж выполнен у профессионального визажиста (это видно невооруженным глазом), а темно-синее платье, без сомнений, — от кутюр.
Виктория Александровна, которую помнила Мила, носила джинсы-клеш и клетчатые рубашки. От нее пахло мылом и малиновым чаем, а не «Шанель». И она никогда не смотрела на Милу так, как смотрит сейчас.
Музыка оркестра превращается в смазанный гул, сливаясь с разговорами гостей. Кровь приливает к щекам Милы, но плотные румяна это умело маскируют.