Выбрать главу

«Когда же, наш мимолетный гость,

Ты умчался, новой судьбы ища,

Мне было довольно того, что гвоздь

Остался после плаща»

Когда Мила закончила композицию, Лия захлопала в ладоши:

— Я тоже хочу также петь и играть! Ты меня научишь, Мила?

— Боюсь, что я через несколько дней должна буду вернуться домой.

Малышка расстроенно поджала губы, а Каменев поймал себя на мысли, что эта химия между Милой и Эмилией просто удивительна. Ведь дочка очень осторожно подпускает к себе людей после смерти Вивьен. А здесь с ходу пошла на контакт, еще и так прикипела всего за один день.

Милене выделили просторную гостевую комнату на втором этаже, рядом со спальней Эмилии. Девочка очень просила папу, чтобы сегодня ее уложила спать Мила. А когда она уснула, Мила спустилась к Каменеву в гостиную.

Сейчас он был в рубашке навыпуск, с закатанными рукавами и без галстука. Со взъерошенными волосами и мальчишеской ухмылкой на губах.

— Эльзасский рислинг, — говорит он, протягивая бокал вина.

— Ты не мог этого знать, — подозрительно сощурив глаза, произносит Мила.

— Я навел кое-какие справки, — лениво отвечает он, наливая себе в бокал виски.

— Тогда за перемирие? — тихонько спрашивает девушка, поднимая бокал в воздух.

— Как писал Ли Чайлд: «Перемирия носят временный характер. Назовём это союзом. Союз — вещь постоянная». К тому же нам еще много работать вместе, — на последней фразе он весело подмигивает и прислоняет свой бокал к ее.

Глава 20. О другой жизни

Холод синих глаз как будто становится на мгновение теплее. Леонид делает глоток виски и пристально следит за тем, как полные губы Милы прислоняются к краю бокала, как она делает глоток и ее горло двигается, как язык слизывает капельку вина с верхней губы.

— У тебя красивый дом, — пытается завязать разговор девушка. — Здесь очень уютно.

— Моя жена Вивьен, она все спланировала. Ей было важно, чтобы Лия была окружена теплой атмосферой.

Каменев специально напоминает о покойной жене. Как будто пытается отгородиться ее призраком от Милены.

— Любая мать желает этого для ребенка, — безэмоционально произносит Мила.

— У тебя еще все впереди, — ухмыляется мужчина. — Как там твой жених, кстати? Он знает, что ты гостишь у бывшего любовника?

— Ай, — с наигранной обидой произносит Мила. — А твоя Нора в курсе, что я здесь?

— Нора? — смеется Лео. — С чего бы мне отчитываться перед своей ассистенткой о том, кто спит в моей кровати?

— Я не собираюсь спать в твоей кровати, — строго произносит Мила.

— Ты ночуешь в моем доме, — напоминает с легкой иронией Каменев. — Здесь все кровати — мои.

— Я все еще не понимаю, как тебе удалось меня сюда заманить, — смеется девушка, делая очередной глоток вина.

— Ты не смогла устоять перед моим обаянием, — щурится он, растягивая губы в довольной улыбке.

— Скорее перед обаянием твоей дочери, — парирует Мила. — Она у тебя настоящее чудо.

— Да, это точно, — отводит глаза он, поджимая губы.

Затем Каменев опрокидывает виски в рот, ни грамма не морщась. Заходит за барную стойку из древесного массива, которая отлично вписывается в интерьер, и ловкими движениями смешивает несколько напитков в бокале с толстым дном. Мила внимательно наблюдает за манипуляциями мужчины. Воспоминания возвращают ее в ту ночь, когда она познакомилась с Лео. В памяти моментально оживают звуки, образы и запахи. Апельсиновая цедра ударяет в нос, когда Каменев сворачивает ее в пружинку и проводит ею по кромке бокала.

— Надо же, — произносит Мила не без тени сарказма, — понадобилось всего каких-то десять лет, чтобы ты приготовил мне обещанный «негрони».

— Когда я тебе его готовил последний раз, ты сказала, что беременна.

— Это было в другой жизни, — отмахивается Милена, принимая из его рук оранжевый коктейль.

Каменев подливает себе в бокал еще виски. Смотрит на девушку из-под густых бровей и кажется, что его синие глаза стали еще темнее, словно глубокое темное море.

— В той жизни, где у нас могла быть семья, — говорит он отрешенно. Обходит барную стойку и взглядом зовет девушку за собой.

Мужчина падает на мягкий диван и кивает на место напротив себя, приглашая Милу присесть.

— То, что ты называешь «семьей» мой отец десять лет назад назвал браком по расчету, — хмыкает она, закинув ногу на ногу.