— Нет, — растерянно отвечает мачеха, опуская толстую кисточку. — Просто в такой поздний час…
— Мне нужно поговорить с папой, — сухо бросает Мила.
— Стой, дорогая, — подзывает ее Фиса. — Ты какая-то взвинченная. У тебя все хорошо?
Мила подходит к женщине, готовая выплюнуть ей в лицо весь яд, который накопился за все годы семейных интриг, но сдерживается. Анфиса смотрит по-доброму, с материнской нежностью. Это обезоруживает.
— Он у себя? — строго интересуется падчерица, окидывая женщину изучающим взглядом.
— Мила, — она встает из-за мольберта и подходит к девушке. Берет ее за руки, и какое-то время всматривается в ее лицо. — В тебе что-то переменилось за эту поездку.
— Скажи, что ты не знала о его делах, — умоляет Мила. — Скажи, что все, что творил мой отец, было для тебя такой же тайной, как и для меня.
— Я не понимаю, о каких делах идет речь, — растерянно произносит Анфиса. — Боря держит меня вдали от бизнеса. Мое имя значится лишь на бумажках.
Милена склоняет набок голову, а затем горько улыбается.
— Ты всегда была прекрасной лгуньей, Анфиса. Не зря заканчивала ГИТИС.
Она медленно освобождает свои запястья из обмякших рук мачехи и уходит на второй этаж.
— Здравствуй, папа, — дочка врывается в кабинет ураганом, громко хлопнув дверью и закрыв ее изнутри на замок.
Сконфуженный Борис Владимирович стягивает с переносицы квадратные очки и недоуменно разводит руками:
— В такой час, Милена. Я ждал тебя завтра.
— Не рад собственной дочери? — она дергает подбородком и шагает прямиком к отцовскому бару. — Этот разговор не требует отлагательств.
Сотников наблюдает за ней с интересом. Разумеется, Якимов уже доложил, что его строптивая дочь подала документы об увольнении, но Борис разумно попросил не отдавать эти бумаги Шатову. Он знал, что в скором времени Мила, либо образумится, либо он поможет ей это сделать. У дочки определенно рецидив на фоне встречи с ублюдком Каменевым. Но и этот вопрос он уже прекрасно знал, как уладить.
Милена ловко смешивала ингредиенты в континентальном шейкере, она частенько делала отцу его любимый виски-сауэр, поэтому за столько лет успела и сама пристраститься к этому коктейлю. Сделав две порции, девушка громко поставила на деревянный стол бокалы и села в кресло напротив.
— В Италии я видела твою внучку, — с ходу выдает Милена. — Поразительно, у нее родинка вот здесь, — она трогает свою скулу, — прямо как у тебя.
Борис Владимирович неожиданно ощутил неприятное давление в груди, но на лице его не отразилось ничего. Он сдержанно отвечал на удары дочери, сжимая кулаки на столе.
Мила отпивает свой коктейль, не отводя взгляда от отца.
— У тебя ничего не екнуло в тот момент, когда ты избавлялся от моей дочери?
— Милена… — начал отец, но его слова были прерваны ее следующими вопросами.
— А когда закапывали маленький гроб? Или, когда ты приезжал со мной возложить цветы на могилу?
— Ты перегибаешь палку, — попытался возразить отец.
— Черт возьми, папа, — подается вперед Мила. — Ты же не только мне жизнь искалечил. Ты лишил меня семьи.
— У тебя была семья.
— Ты отнял у меня ребенка и любимого мужчину.
— Тебе было восемнадцать лет. Ты сама не знала чего хотела. Зато, посмотри, какой женщиной ты стала.
Мила вздрогнула от резкости слов отца. Ее рука с коктейлем дрогнула, и она почувствовала, как горькая волна обиды и гнева нахлынула на нее.
— Я стала сильной, независимой женщиной, потому что ты заставил меня такой стать, папа. Ты продиктовал мою жизнь от и до.
— Ты бы так же поступила, если бы у тебя была своя дочь, — прорычал Борис.
— А у меня была своя дочь! — срывается Милена, резко ударяя ладонью по столу. — Только ты мне об этом не сказал!
Слова Милы разрывали воздух, наполняя комнату напряжением. Борис Владимирович молчал, его взгляд был наполнен смешанными чувствами.
Он с трудом сдерживал свои эмоции, пытаясь сохранить хладнокровие в этом напряженном разговоре. Его глаза мерцали от ярости, но голос оставался спокойным, хотя и наполненным горечью.
— Мила, ты не понимаешь всей сложности ситуации, — начал он, пытаясь донести свою точку зрения. — Я делал все это для тебя, чтобы обеспечить тебе будущее, которое ты заслуживаешь.
Мила встала из-за стола, сверкая глазами от негодования.
— Для меня? — возмущенно переспросила она. — Ты лишил меня возможности быть матерью, ты уничтожил мою семью!
Он поднялся из-за стола и шагнул к ней, пытаясь взять ее за руку.