— Не желаете ли вы, сударь мой, отличиться не на дворцовом паркете, а на поле чести?
— С большим удовольствием, — поклонился в ответ князь.
Один престарелый министр жаловался Нарышкину на каменную болезнь, от которой боялся умереть.
— Нечего бояться, — успокоил его остряк, — здесь деревянное строение на каменном фундаменте долго живет.
Как-то в разговоре государь спросил у Нарышкина:
— Какое звание предпочтительнее при дворе?
— Фрейлин флигель-адъютантов вашего величества.
— Почему?
— Потому что одни любимы, а перед другими преклоняются.
Получив вместе с прочими дворянами бронзовую медаль в память Отечественной войны 1812 года, Нарышкин воскликнул:
— Никогда не расстанусь я с этой наградой; она для меня бесценна — ее нельзя ни продать, ни заложить.
Во время заграничного путешествия Нарышкину предложили на берегу Рейна взойти на гору, чтобы полюбоваться на живописные окрестности.
— Покорнейше благодарю, — ответил он, — с горами я обращаюсь всегда как с дамами — пребываю у их ног.
В 1757 году родители определили Мишу Кутузова учиться в Инженерную школу.
— Как сей ученик? — поинтересовался граф Петр Иванович Шувалов у руководства школы. — Показывает ли он примерное прилежание и отличные успехи в науках?
— Отменное прилежание и глубокие, обширные знания, — с легким поклоном ответил начальник Инженерной школы.
— Полиглот и академик, — весело рассмеялся граф. — Возможно, такого ученого учить дальше — только портить? Не пора ли ему уже в строй?
Однажды офицер дворцового гарнизона Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить ни слова, потому что светлейший находился в дурном расположении духа и упорно молчал.
Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:
— Ваша светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.
— Какая? — спросил изумленный Потемкин.
— Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогой.
Потемкин расхохотался, и хандра его исчезла.
Когда князь Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины II, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи.
— Ну, старина, — сказал ему Потемкин, — нашел для тебя отличную должность.
— Вот спасибо, ваша светлость; дай тебе Бог здоровья.
— Знаешь Исакиевскую площадь?
— Как не знать, и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.
— Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
— Еще бы!
— Ну так сходи же теперь посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.
Дьячок в точности исполнил приказание.
— Ну что? — спросил Потемкин, когда он возвратился.
— Стоит, ваша светлость.
— Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай да аккуратно мне доноси. Жалованье же тебе будет производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой.
Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.
Потемкин, встречаясь со Степаном Ивановичем Шешковским — руководителем политического сыска, обыкновенно говаривал ему: «Что, Степан Иванович, каково кнутобойничаешь?» На что Шешковский отвечал всегда с низким поклоном: «Помаленьку, ваша светлость!»
Князь Потемкин, войдя в силу, вспомнил об одном из своих провинциальных приятелей и написал ему следующие стишки:
Пришлось тому поспешить на «ласковое» приглашение взлетевшего вверх Потемкина.
Выходя из театра после первого представления «Недоросля» и увидев его автора Дениса Ивановича Фонвизина, Потемкин сказал ему:
— Умри теперь, Денис, или хоть больше ничего уже не пиши! Имя твое, Фонвизин, бессмертно будет по этой одной пьесе.
Однажды Потемкин, недовольный запорожцами, изрек:
— Знаете ли вы, что у меня в Николаеве строится такая колокольня, что как станут на ней звонить, так в Сече будет слышно.